Надо сказать, что с тех пор, как чужая душа стала смотреть на мир глазами Охломоныча, характер у нее совершенно испортился. Что тому было большей причиной — новостаровцы или телевидение — неизвестно, а только в словах внутреннего голоса все меньше было интеллигентности и все больше, как говорят у нас в деревне, скептицизма.
«Не берусь судить, от обезьяны ли произошел человек, — делилась душа-подселенка с Охломонычем своими наблюдениями, — но нет никаких сомнений, что необратимо и неуклонно превращается он в свинью».
Слышать такое после массовой переделки новостаровцев было обидно. Хотя порой трудно что было на это возразить. Как-то вышел Охломоныч в огуречник и видит — сидит на корточках переделанный Дюбель и шумным пламенем паяльной лампы коптит угол дома. Подивившись, подкрался Охломоныч к соседу и спрашивает вежливо:
— И какого же лешего ты в моем огуречнике делаешь, морда твоя бесстыжая?
Дюбель оглянулся и, нимало не смутившись, поделился своим изумлением:
— Не горит, зараза! Я уж и солярку, и бензин плескал — все равно не горит!
— А зачем ему гореть-то? — в свою очередь удивился Охломоныч.
— Так ведь дерево же!
Неизвестно, чем бы закончился разговор, если бы мимо не прошла дородная Дюбелиха.
— Вот ты где, — заглянула она через ограду, — а я шумлю тебя, шумлю. Минька с новой женой приехал. Говорит — насовсем.
— Узнала свинья своего порося, — пробормотал Дюбель, не понятно кого имея в виду. — Раньше, бывало, на цепи не удержишь, а теперь не вытолкаешь.
Перелез через чужой забор и пошел вдоль плетня сказочной красоты встречать своего блудного сына. И, эдак, паяльной лампой, как сумочкой-педерасточкой, помахивая.
И печально сказала чужая душа старую истину: «Сделай человеку добро — и наживешь врага. Можно из кривого прямого сделать, а душу не переделаешь».
Не поверил внутреннему голосу Охломоныч, потому как Дюбель всегда был особым случаем, а какое же правило без исключений.
Тут намедни шла речь от скрытых от глаз прогонах для скота и хозяйственных постройках под землей. Но механический жук, вверенный чужой душой опеке Охломоныча оказался таким чудодейственным насекомым, что можно было вообще отказаться от скотины, огородов, тягомотной пахоты и жить, как живут птицы божьи, не ведающие ни заботы, ни труда. Одного пшеничного зернышка достаточно было, чтобы обеспечить хлебом на весь год Новостаровку. Положи под крылышко жуку одну куриную ножку, и он растиражирует ее в таких количествах, что во всем районе не хватит холодильников, чтобы сохранить нежное диетическое мясо до зимних холодов. Одной заплаты хватало для того, чтобы одеть всех новостаровцев. Не говоря уж о лесозаготовках. Одной новостаровской сосны хватило, чтобы на радость зятю Эвону Каковичу завалить половыми досками всю страну и многие зарубежные государства.
