Кражу ящиков со шрифтом Веретенников рассматривал как результат ослабления политико-воспитательной работы отделения и еще чего-то, разводил какую-то мудреную философию и откровенно, по привычке «закручивал гайки». Баркову стало стыдно, и он вышел.
Оперуполномоченный с вокзала еще накануне посоветовал ему потолковать с официанткой кафе «Ландыш». Барков нашел ее, и она рассказала о каком-то молодом парне, который часто заглядывает в кафе с подозрительными людьми, напивается пьяным и вообще — «уголовный тип». Она описала и его приметы — челка и кончик носа раздвоен — «сразу узнаете». Барков пообедал тут же в «Ландыше» и побрел в милицию.
Рубашка липла к телу, взбесившиеся мухи с воем пикировали на лицо, на шею, на руки.
Герман поговорил с дежурным и милиционером, который тоже сидел в дежурке. За время работы в управлении Герману пришлось к этому времени разбираться с ограблениями, с квартирными и карманными кражами, даже с двумя убийствами. Но исчезновение шрифта в маленьком городке было неожиданным и нелогичным, как снегопад в Перу. «С утра буду искать этого, с раздвоенным носом», — решил Герман.
По дороге в гостиницу он остановился у лотка купить мороженое. А когда повернулся, увидел парня, о котором рассказывала официантка. Парень шел прямо на него и поплевывал семечками.
Герман шагнул ему навстречу.
— Молодой человек, к вокзалу — в эту сторону?
— Сюда.
Назови его Герман гражданином, товарищем, просто парнем, тот ответил бы и пошел своей дорогой. Но за этим обращением равного по возрасту что-то скрывалось. И парень остановился. Герман медленно достал папиросы, угостил парня, прикурил, бесцеремонно выпустил ему в лицо сильную струю дыма. Узнавая в неторопливых развязных привычках встречного знакомую блатную манеру, парень осторожно спросил: «Далеко едешь?»
С секунду колебался Герман, потом начал игру.
— П о д з а л е т е л я сюда ночью. Думал, встречу кого. Понял? Теперь вижу: никого нет. Надо, думаю, на восток подаваться. Ночью на вокзале два раза к с и в ы проверяли…
Еще будучи студентом, он в Салтыковской библиотеке штудировал впрок «блатную музыку», «Словарь блатных выражений по роману «Петербургские трущобы». Он мог даже считать на арго, что умеют сейчас на свете всего несколько языковедов.
А потом Герман пустил в ход клички, названия лагерей, фамилии начальников тюрем и их заместителей. Герман цитировал их на память по телефонному справочнику, выданному для служебного пользования. Через несколько минут они нашли уже общих знакомых, и парень мог узнать у Германа самые свежие новости — кто, за что и с кем арестованы, кто отошел и кто должен вернуться. Такого г н и л о г о вора в Шулге давно не было.
