К вину подали сладкое печенье, мужчины курили.
«До чего ж этот врач молод и какой у него счастливый вид», — думал Йозеф, стараясь играть как можно осмотрительнее и хитрее. Его позвали на подмогу. Доктор задал помощнику несколько вопросов: откуда он родом, давно ли в Бэренсвиле и у Тоблеров, нравится ли ему здесь и прочая. Йозеф удовлетворил его любопытство, ответив настолько подробно, насколько позволяла скрытность, свойственная в подобных обстоятельствах людям, ведущим бродячий образ жизни. Между тем играл он довольно неосмотрительно, и его со всех сторон блистательнейшим образом принялись наставлять в правилах игры, точно наставляли на путь истинный закоснелого, тупого еретика.
В остальном велись обыденные разговоры, а это, в конце концов, и составляло «непринужденность».
На той же неделе случился небольшой инцидент нравственно-культурного свойства, определенную роль в котором сыграл Йозефов предшественник Вирзих, так что денек-другой этот выдворенный из тоблеровского дома человек снова был у всех на устах. А произошло вот что.
В одно время с Вирзихом несколько недель назад с виллы Тоблеров была изгнана и служанка, предшественница Паулины, по рассказам г-жи Тоблер, девица наглая и хитрая, то бишь вороватая; по словам хозяйки, не верить которым нет оснований, она крала постельное белье и разные другие вещи. Уволили ее по причине алчной чувственности натуры и поведения, в силу которых она вступила с Вирзихом в довольно вызывающую и бесстыдную связь, каковая не осталась тайной для хозяев, ибо чересчур бросалась в глаза и была в самом деле непристойна. Кроме того, упомянутая служанка была склонна к истерии, а для детей это представляло особую опасность. Зачастую она ни с того ни с сего появлялась в кухне или на лестнице в одной рубашке, а потом упорно, клятвенно, проливая потоки слез и судорожно вздрагивая своими пышными телесами, твердила в ответ на все упреки, что, мол, не выдержала более в платье, что сейчас помрет — и прочая и прочая циничная и глупая болтовня. Господа Тоблер доподлинно знали о ночных визитах, каковые эта сластолюбивая особа наносила Вирзиху в его башне, поэтому они сочли, что будет вполне разумно и справедливо порвать деловые отношения с больной и испорченной девицей и уволить ее.
Так вот, от этой самой особы на виллу «Под вечерней звездой» и пришло письмо, адресованное г-же Тоблер, а в письме, составленном в неприятно фамильярном тоне, бывшая служанка сообщала, что в тех местах, где она живет, о г-же Тоблер ходят разные слухи: мол, ее прежняя хозяйка состояла с подчиненным г-на Тоблера Вирзихом в любовной связи; правда, она-то сама, служанка, нисколько этому не верит, она твердо убеждена, что сказать такое могут только злые изолгавшиеся языки. Однако ж она почла своим долгом известить женщину, у которой долгое время была в услужении, об этой омерзительной клевете, чтобы предостеречь ее, и так далее.
