Через полтора часа все необходимое было доставлено. И сразу же — будто из-под земли выросли! — кругом засуетились какие-то люди, помогая украшать дом, и принялись везде — на карнизах, в нишах, на коньке кровли, на решетках — укреплять флажки и развешивать лампочки. Даже внутри кустов и прочих садовых растений из тех, что покрепче, клали, вешали, ставили, прицепляли осветительные приборы, так что скоро в тоблеровских владениях невозможно было найти местечка, где не прятались бы петарды, шутихи и ракеты будущего фейерверка и лампочки иллюминации. Тоблер сиял от счастья. Вот это по нем! Он был прямо-таки создан для праздников и роскошного их устроительства. То и дело он выходил на улицу, чтобы отдать очередное распоряжение или самолично согнуть какую-нибудь проволочку, поправить тут и там электрическую лампочку или просто полюбоваться праздничными приготовлениями. Про часы-рекламу он словно и думать забыл либо по крайней мере отодвинул их на потом. Само собой, детям вся эта затея казалась радостной, торжественной и таинственной, они только и знай что удивлялись, сыпали вопросами и ломали голову над тем, что тут происходит. У Йозефа в этот предпраздничный день хлопот было хоть отбавляй, и ему недосуг было размышлять о том, в самом ли деле он оказывает Тоблеру полезные услуги. Г-жа Тоблер весь день улыбалась, а погода…
Тоблер сказал, что, раз установилась такая чудесная погода, можно спокойно устроить что-нибудь необыкновенное. И на расходы здесь скупиться грешно. В конце концов, это же для отечества, а если в человеке нет ни капли любви к отечеству, так страшней беды не бывает. Кстати говоря, тут делается ровно столько, сколько положено, и ни на йоту больше, преувеличения тоже никому не нужны. А уж кто не видит в этом никакого смысла и знает лишь одно — дела да деньги, — тот и вправду недостоин прекрасной родины, такому все едино — он хоть сейчас, хоть немного погодя может удрать в Америку или в Австралию. Но в принципе это все же дело вкуса. Ему вот, Тоблеру, нравится так, и баста.
На йозефовой башенке реял большой красивый флаг. В зависимости от ветра его легкое тело то дерзко и гордо выгибалось, то стыдливо и утомленно опадало, а то трепетало и кокетливо обвивалось вокруг флагштока, точно играя и упиваясь собственными грациозными движениями. Потом стяг снова взмывал вверх, разворачивался во всю ширь, как символ триумфа и мощной защиты, чтобы затем опять мало-помалу трогательно и нежно поникнуть в дивной голубизне.
