Но, даже сброшенные с коней, драгуны пытались сопротивляться. Один из них успел выхватить седельный пистолет и в упор застрелил шведского полковника. Другой принялся подрубать саблей сухожилия шведским коням. Он обрушил на землю минимум четырех всадников, пока его самого не сбили и не затоптали…
Городские ворота сразу же закрыли. Мосты подняли. Со стен по шведам ударили пушки.
Карл потер мизинцем переносицу и спросил у своего первого министра графа Пипера:
— Может быть, он сумасшедший?
Король имел в виду коменданта Львова Зигмунта Галицкого.
— Не исключено, ваше величество, — ответил Пипер. — Но все же прошу обратить внимание на то, что крепость достаточно сильна.
— Уже обратил, — сказал король.
Вскоре в шведскую ставку прибежал львовский шляхтич Челуховский. Одет он был небогато. Да к тому же по пути умудрился изваляться в глине — полз под обстрелом — и выглядел жалко и уныло.
Он утверждал, что происходит из очень старинного и некогда могущественного рода. Теперь он готов служить делу возрождения величия Польши под мудрым руководством шведского короля. Что же касается Зигмунта Галицкого, то это обыкновенный выскочка и наглец. Никакой конкретной партии он не представляет, а оборону Львова затеял лишь по недомыслию и из упрямства, заявив, что каждый нормальный воин должен сопротивляться, если на него нападают, и отвечать ударом на удар.
— Но как ему взбрело на ум тягаться с «Северным Александром»? — причитал Челуховский.
«Северный Александр» не любил, когда его с кем-нибудь сравнивали, кроме его великого прадеда, шведского короля Густава Адольфа.
Кончилось тем, что Карл приказал допросить Челуховского с пристрастием, выяснить, не подослан ли он строптивым Львовским комендантом. «Северного Александра» интересовало, сколько ружей, пороху и гранат хранится в двух львовских арсеналах — королевском и городском.
Челуховский ничего толком не знал, кроме того, что городские ворота укреплены хорошо, а около Босяцкой фортки установлены пушки. Зато около другой. Иезуитской фортки еще не успели насыпать земляные валы и подвезти к ней пушки.
— Если сведения окажутся ложными, повесить! — распорядился Карл.
Затем король долго глядел в подзорную трубу на город. Наконец поднял руку и указал направление главного удара.
И через полчаса шведы именно через Иезуитскую фортку ворвались в город.
Правда, упрямый Зигмунт Галицкий с отрядом заперся в резиденции львовских старост — Низком замке — и отстреливался, уповая не то на бога, не то на случай: а вдруг какая-нибудь молния вопьется не в дерево и не в шпиль костела, а, к примеру, в макушку шведскому королю! Если чудеса на свете все же случаются, то почему бы не произойти чуду и во Львове 5 сентября 1704 года? Комендант клялся Иисусом и девой Марией, а также святой иконой Ченстоховской, что шведы такие же люди, как все, их нечего бояться, они вовсе не заговорены от пуль.
