Верка, конечно, в шоке, давай мне сразу названивать, а Мишка тогда в первый раз в шкаф забрался. В ту-то ночь он и сломался…
Я уже тогда понял, что это серьёзно… Хотя нет, вру. Осознание того, что это неизлечимо, пришло гораздо позже. Сначала мы боролись с этой загадочной болезнью. Боролись как могли, каждый своим способом: Верка лаской и походами к разного рода шарлатанам, а я, как учили, — анализом потенциальных угроз и превентивными охранными мероприятиями. Выставил пост у его квартиры, ещё двух ребятишек приставил к нему лично. Так и водили его везде, словно на поводке. Поначалу люди удивлялись: идёт такой сутулый интеллигент в стоптанных ботинках, в руках авоська с кефиром, а за его спиной двое громил в камуфляже. Олигарх, не олигарх — не понятно. А потом ничего, привыкли. Через пару недель все жители квартала с Мишкой даже здороваться начали. Мои "вампиры" без дела сидеть не привыкли, вот со скуки и зачистили прилегающую территорию. Через месяц в квартале не осталось ни одного наркомана, квартирные кражи прекратились, машины можно было оставлять открытыми, а "водоплавающие" и прочая живность оставили в покое всех местных ларёчников. Тишь да благодать. Начальник местного отделения так обрадовался, что лично ко мне с благодарностями приезжал. Какие-то там у него показатели поползли вверх. Он потом в Москву на повышение уехал. Короче, как я полагал, всё стало налаживаться…
Одного я не учёл…Телевидение…Аналитик хренов! Мишка по вечерам пялился в телевизор и его приступы стали происходить всё чаще и чаще… После я, конечно, выкинул этот ящик из его квартиры, но было уже поздно… Верка ещё пару лет помаялась с мужем, а потом бросила всё и уехала с каким-то армянином в Израиль. Я её не осуждал муж в шкафу — такое не каждый выдержит. Продал я их квартиру, купил бывшее бомбоубежище, оборудовал его по всем правилам режимных объектов и заселил туда Мишку. Надо сказать, новое жилище пришлось ему по вкусу. Да и места там было много: хватило и на шкаф, и на лабораторию. Жизнь пошла своим чередом… Лучшим показателем того, что больному стало гораздо лучше, являлось то, что на свет вновь стали появляться его гениальные и столь же абсурдные изобретения.
Едва слышно застрекотал электромотор камеры наружного наблюдения. Любопытный глазок объектива беззастенчиво пялился на мою скромную персону. Интересно, а влезает ли в монитор моя физиономия целиком? Я махнул рукой в сторону камеры и подошёл к двери бомбоубежища. Так… Приложить палец к сканирующему устройству, потом набрать код. Черт! Не принял! Опять нужно доставать телефон. Залезаем в меню. Какой там у меня номер? Ага! Повторяем все заново. Дверь зашипела и нехотя отползла в сторону. Проходим в тамбур. Дверь за спиной (уже резво) сразу вернулась на место. Второй рубеж периметра охраны. Второй ли? Сколько раз пытал Мишку: "Ты ничем таким не просвечиваешь меня в тамбуре? А то смотри! Я уже не мальчик, и эти твои излучения могут окончательно поставить крест на моей и без того не шибко бурной сексуальной жизни!". Только разве он признается? Мишка считает, что мой организм способен выдержать всё что угодно. Он так и говорит: "Твоё тело оптимально адаптировано к любым экспериментам, а твой разум адаптирован к этому еще больше". Что он имеет в виду? Вообще, Мишка много всяких странных вещей говорит. Например, он считает, что я — это Ван Дамм и Брюс Виллис в одном флаконе. Сколько раз я смотрелся в зеркало и не находил никакого сходства. У меня и нос другой, и уши… Странный он. Вот удивительно, почему все гениальные изобретатели немного того? Как-то спросил об этом у одной своей знакомой (филолог она), так она говорит, что это литературный штамп. Какой же Мишка штамп? Он просто больной…
