Иногда она заходила к нам, даже оставалась на ужин. В таких случаях за столом повисало осязаемое напряжение. Родители старались делать вид, что все нормально, и Алессандра порой пыталась им подыграть.
Ничем нормальным здесь и не пахло. Она не могла простить им своего поражения, их бестолковой любви и неуклюжей заботы. Почти всегда корка притворства лопалась, и кипевшая под ней подобно лаве злоба выплескивалась наружу. Она говорила какую-нибудь грубость или гадость — в зависимости от обстоятельств или настроения — и уходила.
Что касается меня, в таких случаях я для своей сестры не существовал. Как, впрочем, и во всех остальных, еще с детства. Меня попросту не было на свете.
После завтрака я послонялся по дому, включил телевизор, всеми известными способами пытаясь оттянуть тот момент, когда придется браться за учебники.
Наконец я сел за письменный стол с учебником по гражданскому праву. И понял, что не испытываю ни малейшего желания его открывать. И вообще не хочу торчать в четырех стенах. Тогда я пошел гулять.
Было необычайно холодно, даже для января, хотя ветер прогнал влажность и воздух стал чистым и сухим. Сразу за дверью лицо и уши мне обдало морозцем. Не могу сказать, что это было неприятно. Просто я почувствовал холод, и он напомнил мне о том, что у меня есть уши, лицо и все остальные части тела, не прикрытые одеждой. У меня сразу же улучшилось настроение.
Я быстро дошел до центра, немного побродил по магазинам, купил себе рубашку и зашел в книжный.
С детства, гуляя и не зная, чем заняться, я всегда ходил в старый книжный магазин «Латерца». Я проводил в нем кучу времени. Число книг, которые я хотел прочесть, намного превышало мои финансовые возможности, и я глотал по несколько страниц из них, спрятавшись между стеллажами.
Иногда я торчал в магазине до самого закрытия. Меня всегда занимал вопрос, знали ли меня продавщицы в лицо как любителя почитать на халяву? Я боялся, что однажды они повесят на дверях табличку, закрывающую мне доступ в магазин.
Я вошел, и меня окружил приятный, знакомый запах новой бумаги. В субботу утром, как обычно, народу было мало, в основном завсегдатаи. Большинство, как и я, подолгу стояли перед полками, бесплатно читали и мало покупали. Мой особенный интерес привлекла одна пожилая женщина. Ей было около семидесяти, зимой она носила синюю куртку, в каких обычно ходят моряки. Из кармана куртки торчала неизменная «Унита».[3] Мне нравилось симпатичное подвижное лицо этой женщины, производившей такое впечатление, что она ходит в книжный как на работу. Она двигалась быстро и уверенно. Обычно я встречал ее в отделе детективов и хоррора, реже в отделе политических публикаций. Иногда она здоровалась со мной кивком головы, и я отвечал ей тем же.
