Когда дверь за будущим пиктологом закрылась, доктор Мак Кехт вновь повернулся к сидящей на столе Крейри.
— Ну как? — спросил он.
Крейри сглотнула, приложила руку к сердцу и не веря себе сказала:
— Не может быть… кажется, прошло.
Горонви, шансы которого сразу повысились, радостно подбежал к ней, чтобы снять со стола.
— Да, — сказал Мак Кехт, — шестнадцатый способ Авиценны осечек не дает.
— Доктор Мак Кехт, — подошел Гвидион, терзаемый изнутри очередным медицинским вопросом. — А что вы дали пить Дильвину?
— Какому Дильвину?
— Дильвину, сыну Олвен? Который сейчас приходил? Который повредил связки?
— А, это и был Дильвин, сын Олвен? Не знал его раньше. Очаровательный молодой человек. Пить я ему дал настойку эвкалипта с календулой, двадцать капель на полчашки воды три раза в день.
* * *
…Гвидион пристал к доктору Диану Мак Кехту, как моллюск-блюдечко к скале, он целыми днями ходил за ним с вопросами, поджидал под дверью, и наконец Мак Кехт понял, что если этого Гвидиона как-то не приблизить к себе, то скоро его будет просто не отодрать.
— Пойдемте ко мне в лабораторию, — сказал он однажды, и Гвидион замер. — Я собираюсь кое-что сказать вам.
Гвидион поднялся вслед за Мак Кехтом по внутренней лестнице. В лаборатории Мак Кехт на минуту исчез за ширмой, явился оттуда одетый во все белое, пурпурное и оранжевое, с распущенными волосами, и очень торжественно сказал:
— Гвидион, сын Кледдифа, если таково твое желание, с этой минуты ты становишься моим учеником и будешь терпеть все тяготы, ужасы и невзгоды, которые влечет за собою это положение.
— Я, правду сказать, хотел бы всего-навсего лечить овец…, — пробормотал Гвидион, остолбенев.
— Ничего. Мне тоже случалось иногда лечить овец, — усмехнулся Мак Кехт.
Так для Гвидиона начался период ученичества у Диана Мак Кехта.
* * *
Архивариус Нахтфогель никогда не приглашал студентов на свой предмет раньше одиннадцати вечера. Поэтому на палеографию первый курс всегда шел гуськом в чернильных сумерках, светя себе фонариками и свечками. Когда они добирались до места, архивариус Хлодвиг выходил их встречать в теплых тапочках и в халате и, усадив всех за длинным столом, методично начитывал лекцию о материалах и орудиях письма, о разлиновке, переплете, водяных знаках, об истории почерков и тайнописи. Заканчивал он далеко за полночь. Он учил их по одному росчерку отличать руку Годрика Ушлого от руки Годфрика Дошлого, классифицировать сотни заставок, виньеток и буквиц в манускриптах, отличать подлинники от подделок, стилизованных единорогов от львов, львов от ехидн, ехидн — от гарпий, а гарпий — от фурий.
