— Не проявлял интереса к женщинам? Как по мне, так это значит, что у него были какие-то секреты. — Паттерсон ухмыльнулся.
Фелицию раздражала его манера изображать из себя дурачка. И все же она согласилась с его предположением. В тихом омуте всегда есть что поискать.
— Думаю, мы сможем продвинуться, если начнем с того, что у нас под ногами, — сказал Джонс. Иногда он выражался туманно, как Пифия, и это был как раз тот случай.
— Это значит — с жертвы, а не с места ее работы? — предположила Фелиция.
— Именно. У человека была семья. Естественно, начать нужно с нее, — отозвался Джонс.
— Проблема в том, что все, с кем я уже успел поговорить, в один голос утверждают: Эфраим Бонд давно не поддерживал никаких отношений со своей семьей. Родители умерли, братьев-сестер нет, дети живут в других частях страны и не навещают его даже в День благодарения. Бывшая жена тоже давно уехала из штата куда-то на север, чтобы быть поближе к внукам.
— Значит, надо копать. Ни один человек не может жить сам по себе, — настаивал Джонс.
Фелиция застонала. Все посмотрели на нее с интересом, в ожидании важных признаний.
— Все равно что искать иголку в стоге сена. А чего-нибудь более конкретного ты в музее сегодня утром не нашел? — спросила Рейнольдса Фелиция. — Ничего особенного в последние дни не происходило?
— Не-а. Самые обычные дни. Разве что и секретарша, и уборщица отметили: Бонд выглядел еще более погруженным в себя, чем обычно. Уборщица сказала, что он словно скрывал какую-то тайну. Ах да, возможно, есть еще кое-что. Секретарь получила от Бонда распоряжение направить на анализ в университет фрагмент кожи с корешка одной из книг; какой именно — я не записал. Директор хотел узнать, из кожи какого животного изготовлен корешок. Думаю, ей это поручение показалось странным. Иначе она не стала бы сообщать об этом мне. Но я не представляю, как это может быть связано с убийством.
— Я хочу этим заняться. — Фелиция умоляюще посмотрела на Джонса. Она готова была пойти на что угодно, лишь бы не садиться в самолет и не лететь на север, чтобы вести вгоняющие в депрессию разговоры с потрясенными родственниками. И кроме того, у нее появилось предчувствие. Ей с самого начала казалось: убийство связано с музеем, но не с теми, кто там работает, а с самим музеем, с его экспонатами или, возможно, с литературным наследием Эдгара По. Она не знала, часто ли хранители литературных музеев выясняют, из кожи какого животного сделан корешок той или иной книги, но раз секретарь взяла на себя труд сообщить об этом следователю, такую подсказку нельзя пропускать. Здесь может что-то быть.
