: обивка из искусственной кожи, а само кресло чересчур круглое и пуфикообразное, очевидно, ради завоевания дизайнерских наград, но все равно очень удобное. Ваттен пришел к выводу, что любой человек, если только он не имеет привычки переживать из-за таких пустяков, как мода и стиль, назовет его удачным приобретением.
Спинка кресла копировала технологию кресел Ла-Зед-Бой[9] и полностью откидывалась назад; разумеется, имелась и подставка для ног, выскакивающая на свое место, когда вы, миролюбиво что-то мурлыкая, вытягиваетесь отдохнуть. Еще пять лет назад Ваттен по неизвестной причине презирал удобные кресла, а теперь полюбил. Но важнее всего было помещение, где это кресло стояло. Не много найдется кресел, которые смогут похвастаться, будто находились в таком интерьере: среди библиотечных стеллажей, на которых свалены книги, заметки, старые листовки и рисунки — все эти слова и мысли, правда и ложь, наполнявшие комнату жизнью. Ваттену не раз случалось задремать здесь, наверху, и тогда ему снились очень странные сны. Важно оказалось и то, что кресло помещалось высоко, под самой крышей. Он страдал необычной формой клаустрофобии. Его мучили кошмары, в которых его хоронили заживо. Он видел, как его по ошибке признают мертвым и зарывают в могилу и никто не замечает, что на самом деле он не умер. Эти кошмары начались после одного действительного случая. Однажды он принял слишком много снотворного, и его сердце едва не остановилось. Он почти умер, но только почти. Преждевременные похороны были из тех навязчивых фантазий, которые обманывают все пять органов чувств. Когда Ваттена настигал этот кошмар, он буквально ощущал, как невыносимо трудно становится дышать, как пахнет сырой землей и как узок гроб; он находился в кромешной тьме и слышал тишину, разливающуюся над ним как море. Задыхаясь в гробу, он мечтал о воздухе и траве, оставшихся там, наверху. Эти галлюцинации, как правило, вырывались на свободу, если он оказывался в узком и тесном помещении. И никогда — в библиотечной башне.
Он спокойно сидел с книгой в низком кресле. Книгу он взял, чтобы сделать кое-какие заметки об Эдгаре Аллане По. Для записей у него имелся листок бумаги с небрежными каракулями последних дней. Он часто выписывал любопытные факты из книг, которые читал, или доверял бумаге размышления, над которыми хотел подумать. У этих записей не было никакой иной цели, кроме как помочь привести мысли в порядок. Сделанные заметки он иногда убирал в папку, но случалось, и выбрасывал. Не все мысли стоят того, чтобы их хранить. Он пока не определился, нужно ли положить в папку записи последних дней.
