Пристань пропала из глаз. И если бы не шум рассекаемой воды, могло бы показаться, что корабль поплыл в облаках.
Шалунов вышел из рубки, вслушиваясь в понятные ему голоса моря.
— Тут пустяки кому‑нибудь пузо пропороть. Тут нужны уши и глаза, — сказал он Букрееву. — Вот выйдем за бон, полегче будет. А ваш парень все же ловко прыгнул. Чуть было из‑за девки не пропал. Видно жох- парень.
— Сестра его, — неуверенно сказал Букреев.
— Знаем мы этих сестер… Давай лево! — закричал он штурвальному и принялся помогать ему, перебирая своими огромными ручищами отполированные ладонями рукоятки штурвального колеса. Мимо прошли высокие борта тральщика.
Манжула привел Горбаня, и он стоял перед Букреевым с провинившимся видом.
— Вы всегда такой, товарищ Горбань? — строго спросил Букреев, все же испытывая чувство симпатии к этому голубоглазому парню, с таким хорошим открытым лицом.
— Прошу прощения, товарищ капитан.
— Прощение прощением, товарищ Горбань, но нужно быть точным. Ведь вы могли отстать от команды. Хорошо?
— Нехорошо, товарищ капитан.
— Вас за что это списали с линкора? — спросил Букреев, припоминая просмотренные им характеристики моряков «тридцатки».
Горбань потупился и молчал. Шалунов пришел ему на помощь:
— Небось, на берегу пошумели? Чего ты молчишь, как красная девица? В морской пехоте все грехи отмолишь, браток.
— Так точно, пошумели, — улыбаясь Шалунову, сказал Горбань. — А сестренка выручила. Сама командира просила, товарищ капитан.
— Я угадал, — сказал Шалунов. — Ну, вышли за бон, теперь дышать будет легче. А на берегу у нашего брата вечные приключения, товарищ Букреев. Вот на меня самого четверо бандитов накинулись в темном переулке, в Батуми. Глаз ни за что, ни про что подбили, вишь, какой фонарь подвесили, в руку ножом пырнули. Беда прямо… Решили изувечить самого красивого парня на Черном море. — Шалунов подмигнул Горбаню глазом с затекшим кровью белком. — Хорошо, что я не растерялся, расшвырял их всех до последнего.
Горбань смотрел на Шалунов а с уважением, а тот, поймав его взгляд, расправил плечи. Курасов, искоса наблюдавший за всеми, сошел с мостика.
— Ты, Шалунов, побудь за меня, а я гостя нашего устрою.
— Есть, товарищ капитан–лейтенант, — бодро ответил Шалунов.
— Пойдемте, я укажу вам вашу каюту, — сказал Курасов Букрееву.
Они спустились по отвесному трапу и очутились в тесном коридорчике с четырьмя дверями. Указав на одну из дверей, Курасов сказал:
— Займите мою каюту.
