– Перестань! С Каролин я все уладил. Она убеждена, что я настоящий Александр Макдауэлл, и хочет лишь одного – как можно реже попадаться мне на глаза. Ей ни за что не разгадать правду.
– Хотелось бы надеяться, что ты прав. Но я бы на твоем месте не стал ее недооценивать. Она здесь самая умная и единственная, у кого остались моральные принципы. Говорю тебе, она не станет молчать, если заподозрит, что ты не тот, за кого себя выдаешь.
– Она в этом уверена, говорю тебе, – перебил его Алекс с плохо скрытым раздражением в голосе. – К тому же я впервые слышу, что ты считаешь ее членом семьи.
Воцарилось напряженное молчание.
– Она живет в нашей семье столько лет, что давно стала похожа на нас, – произнес Уоррен неестественно сдавленным голосом.
– По ее поводу можешь не волноваться, – заявил Алекс и, осушив банку, громко поставил ее на стол. – Я окончательно задурил ей голову. Говорю тебе, теперь она поклянется на целой стопке Библий, что я самый что ни на есть настоящий Александр Макдауэлл.
– Отлично, – отозвался Уоррен, – главное, не натвори ничего такого, что поставило бы нас под удар.
А затем Каролин услышала, как он все той же размеренной походкой направился прочь.
– Спокойной ночи, дядя Уоррен, – произнес ему вслед Алекс с нескрываемой насмешкой в голосе и обернулся.
И тотчас застыл как вкопанный, глядя на сжавшуюся в комок Каролин.
Она медленно поднялась на ноги, даже не пытаясь скрыть охватившую ее ненависть к этому человеку. Она прошла мимо него, и он не нашел в себе смелости остановить ее. Он опасный человек, теперь она это точно знала, но ей почему-то не было страшно. Если он прикоснется к ней, она закричит, закричит так громко, что поднимет на ноги весь дом.
Но он не прикоснулся к ней. И не сказал ни слова. Просто позволил ей выйти из кухни, глядя на нее бесстрастным, отрешенным взглядом.
Алекс дождался, когда дверь библиотеки закроется. Он точно знал, что замка на двери не было, но Каролин наверняка подопрет дверь изнутри стулом. Впрочем, какая разница. Если понадобится, он может войти в библиотеку через французское окно, выходившее на террасу. Дверные замки и системы видеонаблюдения никогда его не останавливали.
Тем не менее несколько мгновений он не мог заставить себя сдвинуться с места, не в силах выбросить из памяти выражение лица Каролин. Ее потрясение, ужас, боль и гнев.
Он мог думать лишь об одном – когда он в последний раз видел на ее лице точно такое же выражение. Тогда – ей было всего тринадцать лет – он на прощанье поцеловал ее в дальней спальне в доме на Уотер-стрит, а сам отправился умирать на пустынный пляж.
