Взяв с полки сумку для дисков, я стала их перебирать, но это только сильнее меня озадачило: «Гуд Шарлотт», «Фонтаны города Уэйн», Джош Роуз и Уилко как-то не подходили Кайлу. Может быть, меня испортили фильмы Клинта Иствуда, но я считала, что он должен любить джаз. А если бы предполагала сюрприз, то скорее приняла бы его за бывшего металлиста.
Конечно, нельзя исключать, что эти диски — эквивалент отпечатков пальцев бывшей подружки. Улики, оставленные моей предшественницей. Кайл тщательно скрывал от меня подробности своего романтического прошлого, ограничиваясь упоминанием, что оно было скромным. Его сдержанность я считала серьезным преимуществом передо мной, ведь он знал и помог мне отвадить Питера Малкахи, с которым я встречалась до него.
Мы с Питером жили как на вулкане. Он был моим собратом-журналистом — читай, соперником, — и профессиональная конкуренция здорово портила наши с ним отношения. Меня явно тянуло к мужчинам, которые будили во мне дух соперничества. С тех пор как мы расстались, он ухитрился втереться в «Таймс». Еще одна причина забыть о нем навсегда.
— Хорошие диски, — начала я издалека.
Он пожал плечами.
— Наверное.
— А что ты еще слушаешь?
— Что передают, то и слушаю.
— На каком радио?
— На первой полицейской волне или на второй, когда поступает команда.
— Я имею в виду обычное радио.
— Такое я не слушаю.
— А зачем ты купил эти диски?
— А они не мои.
Так я и думала. Я подобралась к неприметной, но многозначительной детали его прошлого.
— Они у тебя от кого-то остались?
— Она одолжила мне их на время.
У меня перехватило горло. Одолжила? Неужели это намек на текущие события?
— Она?
Он хмуро взглянул на меня, не понимая, чем вызван мой внезапный интерес к его музыкальным вкусам.
— Машина моей племянницы. Ее диски.
— А-а. — Я заморгала, прогоняя испарявшиеся из моего сознания многочисленные образы другой женщины. Взамен новый элемент занял свое место в Большой Мозаике. Он лишь вскользь упоминал о своей семье, мы никогда об этом не говорили. Кайл в качестве любимого дядюшки представал с новой стороны, и это показалось мне милым и трогательным.
— Она, должно быть, души в тебе не чает, раз дала тебе свою машину. Да еще и в выходной.
Он усмехнулся и покачал головой:
— За нарушение комендантского часа следующие пятьдесят четыре года она проведет под домашним арестом, так что у нее не было права голоса. Моя сестра — единственный человек, которому я могу позвонить среди ночи, чтобы одолжить машину.
