Не прошло и минуты, следом вышел Митрич. Подошел к Венику, стоящему в конце живой очереди, начинающейся от стола дежурной медсестры, где на подносе стояли махонькие стаканчики с таблетками и водой.
– Ты что, все еще принимаешь лекарства? – прошептал Митрич на ухо писателю.
– А ты что, нет? – шепотом переспросил тот.
– Тихо. – «Ризеншнауцер» приставил палец к губам. – Не дай бог, прознается кто!.. Бросай ты это дело, мальчик! А то, не ровен час, превратишься во что-нибудь подобное! – Митрич указал на пациента, идиотски-равнодушно пялящегося в одну точку.
– А как? – все так же шепотом поинтересовался Веня. – Они же чуть ли не пальцами в рот залазят, чтобы проверить!
– Эх, всему тебя учить надо! – наклонившись к самому уху Вени, попытался объяснить Митрич. – Берешь таблетки, быстро одним движением языка заталкиваешь их за верхнюю губу. За верхнюю – понял?! – тогда, даже если они действительно пальцами в рот залезут, все равно ничего не найдут. Потом выпиваешь глоток воды и бегом в палату, выплевываешь в раковину, сливаешь воду и поминай, как звали! Понял, лузер?
– Спасибо, – только и успел ответить Вениамин. Подошла их очередь – тут уж не до крамольных разговоров.
Вернувшись в палату, Веник сплюнул капсулы, как поучал Антон Дмитриевич, и открыл воду. Еле успел. В комнату заглянула Людочка и подозрительно зыркнула на дно раковины. Стараясь ничем себя не выдать, Веня притворно равнодушно плеснул себе на лицо воды и закрыл кран. На прощание медсестра одарила его таким тяжелым взглядом, что в пору было съежится и врасти в землю на полметра, но Вениамин глубоко вздохнул, вытерся и, наконец, расслабился.
– Фууух, пронесло, – пробормотал он, когда за Людочкой закрылась дверь.
– Привет, – лениво протянул Саша.
– Дружище, еще пару часов, и ты смело мог бы считать себя гинесовским рекордсменом по количеству часов, проведенных во сне! – отрапортовал Веник.
– А где Митрич?
– Где-где… Там, куда все люди обычно почитать ходят!
– Понятно, – рассмеялся Саша и принялся одеваться. – Что у нас на завтрак? Я голоден как гладиатор после боя.
– Судя по запахам с первого этажа – манка! – фыркнул Митрич, как раз появившийся в дверном проеме.
– Фу гыдота, – поморщился Веник.
– А я люблю манную кашу, – улыбнувшись, заметил Саня, окончательно закрыв тем самым тему. – Кстати, что это за слово такое «гыдота»?
– «Гадость» по-украински, разве не понятно? – буркнул Веня, а Митрич с Сашей дружно рассмеялись.
Спустя несколько минут наша компания спускалась в столовую. Гадость – гадостью, а до обеда – четыре часа. И если другие пациенты могли перебиться тем, что им приносят родственники, то ни Митрича, ни Вениамина, уже давно никто не проведывал. А Саша только начал разбираться в том, что здесь, в клинике, являлось первой необходимостью, а что вообще было не нужно.
