Поднимая один из стаканов, я со значением произнёс:
— Воды набралось три полных стакана. Давай в дальнейшем отталкиваться от этого объёма.
Вероятно, я выглядел как учёный-физик, занимающийся проблемами тяжёлой воды для атомных реакторов. Разумеется, количество воды, налитой в три стакана, на порядок меньше, чем объём, выделявшийся при нашем соитии, однако в сравнении с другими случаями оно могло бы объективно отразить реальное положение. Так мне представлялось.
Саэко наклонила голову:
— Я думала, что воды из меня вышло меньше, но, похоже, это не так.
Я постарался успокоить женщину:
— В следующий раз узнаем точно: без перемен, больше, меньше. Мне казалось, что уже стало немного меньше.
За окном послышался шум сильного дождя. Издалека донеслись раскаты грома.
В те времена, глядя на Пепе и Пипи, я каждый раз вспоминал басню Эзопа «Канарейка и летучая мышь». Вы наверняка читали её.
Летучая мышь, обращаясь к сидящей в клетке и поющей по ночам канарейке, спрашивает, почему та не поёт днём. Канарейка отвечает, что не поёт днём потому что боится, что её поймают люди. На что летучая мышь замечает, что следовало быть осторожной раньше, до того, как её поймали, а не сейчас, когда она уже сидит в клетке. Смысл басни таков — когда всё свершилось, поздно о чем-то сожалеть. То есть, после драки кулаками не машут.
Лёжа с мерными стаканчиками на циновке у ног Саэко, я ощущал, будто Пепе и Пипи, пойманные где-то на Аравийском полуострове или в Северной Африке и привезённые потом в Японию, преподают мне теперь уже ненужный урок, суть которого изложена в басне. В такие моменты я чувствовал безотчетное раздражение, и мысленно говорил Пепе и Пипи, что мораль сей басни относится не ко мне, а к тем, кто уже попал в клетку, поэтому этот урок (который они мне преподали) я верну им. Не уступая мне ни на йоту, Пепе и Пипи возражают в своем ультразвуковом диапазоне и смеются надо мной.
— А сами-то? Что с возу упало, то пропало, разве это не о вас?
Вот как? Значит, и я попался в ловушку… И я могу посмеяться печальным смехом вместе с Пепе и Пипи, в их ультразвуковом диапазоне.
Однако продолжим рассказ.
Мы продолжали вполне серьезно измерять объём воды, выделявшейся из тела Саэко, ориентируясь на исходные три стакана. Я подползал к ногам Саэко и, будто кланяясь, наполнял стаканы параболической водой. Но, сколько бы я ни кланялся и не молил богов, количество воды не увеличивалось. Более того, оно понемногу сокращалось. Сначала было три стакана, а в третьей декаде августа стало всего лишь два с половиной. Я даже переворачивал и поднимал тело Саэко, словно искал места прокола в автомобильной шине. Ничего необычного я так и не обнаружил. Но вода всё-таки иссякала.
