И вот, без шляпы, он вышел из-под навеса и стал ходить мерным шагом по своему королевству, размахивая на ходу руками, словно человек, отправляющийся на пятнадцатимильную прогулку по полю; при каждом двенадцатом шаге ему, однако, приходилось резко поворачиваться кругом и идти назад до гакаборта.
Шо, охватив поручень обеими руками, засунул ладони за кушак и, казалось, внимательно созерцал палубу. На самом деле он видел перед собой маленький домик с крошечным палисадником, затерянный в лабиринте спускавшихся к Темзе улиц на восточном конце Лондона. Он еще не успел познакомиться со своим новорожденным сыном, которому теперь уже исполнилось восемнадцать месяцев, и это обстоятельство слегка раздражало его и переносило его фантазию к неприглядной обстановке родного дома. Полет фантазии продолжался, однако, недолго, и скоро мысль его возвратилась к действительности. Меньше чем через две минуты он был уже опять на бриге — «весь начеку», как он выражался. Он гордился тем, что был всегда «начеку».
Манеры его были резки, и с матросами он говорил ворчливым тоном. С капитанами, у которых он служил, он был чрезвычайно почтителен по внешности, но в душе он почти всегда чувствовал к ним враждебность, ибо только очень немногие из них были «всегда начеку». У Лингарда, который подцепил его на Мадрасеком рейде с английского корабля после бурной сцены с капитаном, он прослужил еще немного; в общем, он его одобрял, хотя и признавал с прискорбием, что Лингард, подобно большинству других, отличался некоторыми нелепыми фантазиями. Эти причуды Шо называл «мыслями, которые ходят вверх ногами».
Шо был человек, каких много, — человек, не представлявший особой ценности ни для кого, кроме самого себя, и имевший значение постольку, поскольку он был главным помощником капитана и единственный, кроме него, белый человек на бриге. Он чувствовал себя неизмеримо выше подчиненных ему малайских матросов и обращался с ними с высокомерной терпимостью, хотя и был убежден, что в трудную минуту эти парни окажутся, несомненно, «не начеку».
Возвратившись из своей экскурсии на родину, он отнял руки от поручня, прошел вперед и остановился у кормы, глядя вдоль палубы. Лингард тоже остановился в своем углу и стал рассеянно смотреть перед собой. На шкафуте, между шестов, принайтовленных по обе стороны люка, виднелась группа матросов, которые примостились вокруг деревянного подноса, поставленного на свежевыметенную палубу и доверху заваленного рисом. Темнолицые, молчаливые, с ласковыми глазами, люди эти сидели на корточках и уплетали рис за обе щеки, соблюдая, однако, сдержанность и благопристойность.
