Корф действительно получал свою долю регулярно, жаловаться было не на что, тем более в перспективе предполагалось, что сеть дилеров будет расти. Антон Петрович и его друзья-коммерсанты так быстро наладили выпуск и сбыт товара, что Корф, как глава фирмы, почувствовал себя ненужным. Система работала сама по себе, без сбоев, кризисов и проволочек. Наверное, Волков тоже получал долю от реализации, что при его кресле вице-префекта было нарушением законов, но в этой загадочной стране так уж было принято.
Единственной неудовлетворенной претензией Корфа осталось легкое ощущение скуки, но это по-русски называется «с жиру беситься». Все его знакомые немецкие бизнесмены, которые старались вести дела без русских партнеров, тратили массу усилий и денег и чаще всего оставались с носом. На их примерах Фридрих каждый раз убеждался, что ему крупно повезло. Хотя, наверное, в его пользу сыграло знание русского языка. Он заметил, что российские бизнесмены иностранных языков не знают и испытывают по этому поводу определенный комплекс. И общаться через переводчика они не любят, словно боятся, что тот их обманет или ошибется. Российские предприниматели привыкли рассчитывать на собственные силы и предпочитают ни на кого не полагаться.
Зато регулярным развлечением для Фридриха стали командировки в Москву. Его партнеры почему-то очень настаивали, чтобы он лично сопровождал каждую партию товара. Корф приезжал, оформлял бумаги и селился в гостинице «Ленинградская». Ее интерьеры середины века напоминали ему о молодых годах, о том, что сложись его судьба иначе, и он мог бы жить в этой стране и даже не знал бы как следует немецкого, как это случилось с другими российскими немцами. Его отец покинул Российскую империю в Гражданскую навсегда, а погиб в советской Украине, сам Корф начал жизнь немецким офицером, а теперь чуть не каждый месяц приезжает в Москву. Обе страны не отпускают его семью, оставляя на линии судьбы странные узоры…
В дверь постучали, и мысль оборвалась. Он сегодня задержался в номере, а горничной уже пора убирать.
— Да, да, фходите, открыто. Я сейчас ухожу и не стану фам мешать.
— Лучше останься.
Корф повернулся к двери, на пороге комнаты стоял какой-то сумасшедший старик. Он улыбался.
— Ну здравствуй, Фридрих.
— Здрафстфуйте. Разфе мы знакомы?
— Еще как!
— Фы меня с кем-то путать. Я фас не знаю. Прошу фас фыйти фон!
— Знаешь, знаешь, я вот с тобой вообще дважды знаком: как с Корфом и как с… Вернером, офицером гестапо.
