Ни о каком расчете все это не свидетельствует. Поступки госпожи Ламотт по-прежнему бессмысленны: отсрочка расплаты на три месяца решительно ничего в положении не меняла; в новом подложном письме все было совершенно неправдоподобно — вплоть до размера процента, который соглашалась платить королева по отсроченной сумме (30%!); и эти 30 тысяч ливров графиня отдавала без всякой для себя пользы. В лучшем случае, если бы поверили и кардинал, и ювелир, она получала бесполезную передышку на три месяца. Но она и от их доверчивости требовала слишком многого. Роган достал образец подлинной подписи королевы, сверил с подписью на договоре и, вероятно, остолбенел от ужаса: подпись грубо подделана, все обман!
Ничего не предпринимая, кардинал заперся в своем дворце, графиня уехала — не в Америку, а в Бар-сюр-Об, — еще отсрочка на несколько дней. Растерялся, по-видимому, и Боемер. Он понесся за справкой к придворной даме, госпоже Кампан. С первых же слов мошенничество выяснилось: «Никакого ожерелья королева не получала, вы стали жертвой воров».
Г-жа Кампан, разумеется, доложила о странном деле королеве. Мария-Антуанетта потребовала к себе придворного ювелира — он в отчаянии. Боемер подробно рассказал все, что знал: купил ожерелье — для Ее Величества — кардинал Роган.
Тотчас решено было потребовать объяснений у кардинала. 15 августа, в большой праздник, перед выходом в придворную церковь, Людовик XVI пригласил кардинала в свой кабинет и потребовал объяснений. Королева и два министра присутствовали при допросе. При первом слове об ожерелье кардинал побледнел. Растерялся он, по-видимому, чрезвычайно. Роган ничего не скрыл, — да и не мог скрыть. Стали выплывать новые имена: графиня Ламотт, граф Ламотт, быть может, Калиостро. Кончилось это совершенно сенсационной и небывалой сценой. В соседнем с королевским кабинетом зале выхода ждал «весь Версаль». Внезапно на пороге появился министр двора, барон Бретей, и громко, во всеуслышание (он всю жизнь ненавидел Рогана), именем короля, приказал начальнику стражи, герцогу де Виллеруа:
— Арестуйте господина кардинала!
Роган был отвезен в Бастилию. Туда за ним вскоре последовали графиня Ламотт, Калиостро, Рето де Виллет, модистка Леге—Олива. Скрылся только граф Ламотт, ему удалось бежать в Англию.
Началось самое громкое уголовное дело XVIII столетия.
Сенсация в Париже, во Франции, во всем мире была необычайно велика. Произошло — в мировом масштабе — приблизительно то, что в гоголевском городе было вызвано разоблачением аферы Чичикова. «Город был решительно взбунтован; все пришло в брожение, и хоть бы кто-нибудь мог что-либо понять...» Графиня Ламотт, совершенно как Ноздрев, чуть не о каждом уличавшем ее свидетеле сообщала свои сведения: один в свое время пытался ее изнасиловать, другой поставлял женщин ее мужу, третий участвовал в самых грязных аферах.
