Только сейчас Аверин увидел глаза девушки, пустоту в них. Во взгляде красивых, немножко раскосых голубых глаз зияла пустота, бездонная, страшная, когда они ничего не выражают, а лишь неосмысленно смотрят на окружающий мир. А может они видят всем неведомое, невидимое всеми? Так оно или нет, но глаза излучали пустоту, и на лице её застыла блаженная улыбка. Губы что-то шептали, сама она то и дело заливалась хохотом. И смех этот был страшным, больно бил по нервам. Хотелось и самому после этого смеха также заорать, крикнуть, чтобы выкричать, выплеснуть с криком всю ту боль, то отчаяние, что накопились у него в груди за последние двое суток.
– Что здесь было? Как такое могло произойти? – Алексей задавал вопросы, но ответа ждать не стал, ответил сам же:
– Чего это я спрашиваю… Понятно – что, понятно – почему. Варенька где? Серёжка?
– Не было их. Возможно, спаслись, – всё тем же бесцветным голосом ответила Марта Орестовна. – Может, не дай Господь, в огне… сонными… Ванька-конюх заводила у них. Он всё организовывал: и пожар, и вешал…
На школьном дворе появился Федька Сыч. Поздоровавшись как ни в чём не бывало с живыми, приставил принесённую с собой скамейку, принялся снимать с сука повешенных… Одному было неудобно. Несколько раз пытался обратиться за помощью к барину, но что-то удерживало, не давало даже заговорить с ним, а не то, чтобы попросить помощи. Выручила жена садовника Маруся, которая пришла следом.
– Давай нож. Я перережу веревку, ну, а ты, Федька, снизу попридержи. Мужик, чай…
Начали подходить и другие сельчане. И он, Алексей Ильич, увидел то же самое, что и его мать ранним утром на крылечке дома: ненависть и презрение, и ещё почувствовал агрессию. Они сквозили в каждом взгляде, в каждом жесте и движении земляков. Эти взгляды и молчаливое сопение сельчан не предвещали ничего хорошего. Какое-то время Аверин ещё не знал, что стоит предпринимать, что делать. И снова на помощь пришла Маруся.
– Уезжайте, Алексей Ильич. Мы сами управимся. На кладбище похороним… Где все ваши, в том углу… А то, не дай Бог…
Опустив голову, ротмистр уходил сквозь толпу, в каждый миг готовый к любой неожиданности Следом за ним брёл Мальчик. Люди расступились, молча пропустили барина и коня. Только злобные взгляды и тяжёлое дыхание… сопение. И земляки тоже были готовы к самому тяжкому, к смертельному исходу встречи бывшего барина с ними. Они уже познали вкус крови, притягательность лёгкость добычи. Головокружение от пережитого и содеянного ещё не прошло. Им ещё казалось, что всё возможно, что им по плечу любое дело, они всё могут. Ещё был кураж победителей.
