Местный кузнец Семён Квашня впрягся в конные грабли, ухватив за оглобли, бежал домой с такой лёгкостью и прытью, что наблюдавший за ним работник со скотного двора Федька Сыч только и смог промолвить:
– Такому и конь не нужен, итить его в матерь. Быдто жеребец барский намётом идёт… Сторонись, люди! Квашня прёть!
Некоторые в погребах, помимо того, что набивали торбы, мешки, пазухи продуктами, ещё и запихивали снедь в рот, будто не употребляли пищу с момента своего рождения. Прямо тут же ели, не отходя от полок, от ларей с продовольствием, в спешке, второпях толкали грязными руками. Жевали, глотали, давились, не успев от жадности пережевать, как следует, пищу, проглотить. Икали. И снова толкали… Объевшись, срыгивали, не сходя с места, и опять заталкивали, ели… Отдельные, наиболее жадные, уже маялись животом, выскакивали из погребов, бежали в бурьяны, приседали там. Потом снова стремглав летели к складам, на ходу подвязывая портки. Спешили: а вдруг не достанется? Вдруг другие маяться животом будут, а не они?
Сметаной, маслом и творогом был усыпан, устелен пол барского ледника, где хранились быстро портящиеся продукты. Перемешавшись с подтаенным льдом, с соломой и опилками, с землёй создали жуткое месиво не менее грязной консистенции, и всё это чавкало, брызгало, разносилось за сапогами, башмаками и лаптями по деревенским улицам. Там же, на полу ледника, валялись куски свежего мяса, втоптанные в грязь, раздавленные ногами трудового народа.
Разделанные свиные, бараньи и говяжьи туши срывали вместе с крюками, забрасывали на спины, уносили в неизвестном направлении.
Обвешанная кольцами домашней колбасы, барская кухарка Фроська Кукса убегала огородами к себе на другой край деревни. За ней гнались горничная и поломойка, вопили, требуя свою долю. Однако счастливица лишь оборачивалась, тыкала товаркам раз за разом фигу, чем ещё больше раззадоривала, подстегивала преследователей.
Из винного погреба выносили водку, вина, коньяки, тут же под деревьями молодого парка устраивались импровизированные попойки. Некоторые, более слабые на питьё, уже в самом погребе не могли встать на ноги, валялись на полу, мешали передвигаться собутыльникам, срыгивали, и сами же в бессилии засыпали, пуская пузыри в собственной блевотине. Иные – затягивали песни.
Чуть в стороне у пруда сошлись в пьяной драке красноармейцы и крестьяне, размахивая и угрожая друг другу винтовками, наганами, саблями, косами и вилами-тройчатками. Однако пока ещё дрались на кулаках, оружие не применяли. Но уже угрожали им, тыкая противнику в грудь то ствол винтовки, то зубья вил-тройчаток.
