Она стоит вместе с Альмут в конторе этого мужчины, перед его письменным столом; мужчина встает, выходит из-за стола, собеседование закончено. Вообще-то, у Сюзанны есть к нему еще несколько вопросов, но она уже заметила его нетерпенье, заметила, как вытянулась из темного костюма шея и выдвинулся вперед подбородок. На его пальцах, сцепленных перед грудью, тоже растут белые волоски. В окно ярко светит солнце. Вопросы можно задать и потом, думает Сюзанна и все же понимает, что это будет уже невозможно. Мужчина не даст задать эти вопросы, он сумеет их избежать.
Рядом с Сюзанной стоит Альмут, погруженная в свои мысли или, может быть, просто немного растерянная: Наверное, она даже рада. — Когда мужчина смотрит на нее, она пытается ответить ему улыбкой. Она храбрая, думает Сюзанна, спускаясь по лестнице. Она гордится Альмут, и в то же время упрекает себя за то, что сама она была недостаточно храброй: Я должна была бороться!
Она берет Альмут под руку, и Альмут крепко сжимает ее руку:
Ты была великолепна, говорит Альмут, и Сюзанна, которая разбирается в этом лучше, ничего не отвечает; просто радуется; хотя это и не так, но на мгновенье будущее кажется безоблачно прекрасным.
У Альмут есть теперь это место! Хорошее место! — Она приступит к работе через полгода, когда закончит школу.
Они останавливаются, поворачивают головы и, стоя на другой стороне улицы, в растоптанном снегу, смотрят вверх на окна того здания, где они только что вели разговор с мужчиной.
Небо над ними голубовато-стального цвета, настоящее чистое зимнее небо, с высоко плывущими тонкими, как льдинки, облаками; такое яркое от сияющего в нем света, что почти слышишь, как оно звенит, словно медные тарелки оркестрантов.
Светлое, чуждое, гладкое, скрипящее от чистоты здание, где берут на работу: Сюзанна и Альмут стыдятся, не признаваясь самим себе, за ту робость, которую внушил им этот мужчина, и потому смеются. Они подмигивают друг другу.
У него голова как у носорога, говорит Альмут, или как у дикого кабана, только поменьше.
У нас головы тоже крепенькие, отвечает Сюзанна.
Мимо проходит какой-то мужчина и говорит сам себе:
С одной стороны, люди радуются снегу, с другой, ругаются, если он идет.
Времена трудные. В городе много безработных. Дребезжащий, словно наспех составленный из разных строений, с неожиданно обрывающимися улицами, стоит город на белой или серовато-бурой равнине, которая поставляет ему безработных. Среди высоких, забрызганных грязью сугробов скапливаются группы праздных мужчин, которые выходят поболтать и размять ноги. У них нет денег, чтобы пить в кабачках; поэтому они пьют на улице, из маленьких бутылок, которые валяются потом, пустые и расколотые, в закоулках какого-нибудь двора или на замерзшем пустыре. Сюзанне хотелось отпраздновать этот день. Она взяла выходной. Неуверенной походкой мать и дочь пробираются среди снега, в каналах шумит талая вода, улицы посыпаны крупной, голубоватой солью. Серые дома блестят на солнце. — Радостное чувство, или просто взгляд в открывшуюся перед ней новую эпоху ее жизни, кружит голову, слепит глаза.
