Сзади Мюрад выглядел почти квадратным. Его полноту едва ли можно было списать на зимнее пальто, пошитое по фигуре. У Мюрада творожисто-белое лицо с двойным подбородком, с одутловатыми, резко разделенными поперечной складкой щеками, с высоким лбом. Волосы на затылке зачесаны так, чтобы прикрыть наметившуюся лысину. Только глаза молодо блестели.
На ходу он обратил внимание на продавщицу, которая мыла окна. Он подумал, не сесть ли в автобус, но потом решил, что лучше размяться. Его мучила одышка, он быстро начинал потеть.
Так он шагал с папкой документов в руках, и ему казалось, что он свободен, не связан никакими обязательствами. Не то, чтобы ему хотелось петь, во всяком случае — улыбка играла у него на губах, освещая лицо. Щеки на морозном воздухе раскраснелись.
Боже мой, подумалось ему как-то раз, — вот я живу, сам себе в тягость, блуждаю во тьме, с больной головой, распухшей от мыслей и желаний — чего только я для себя не желал!
И сколько во мне было страхов!
Он прошел мимо пьяного, уснувшего на скамейке и сползшего с нее на землю. Мимо пробежала женщина, прижимая к груди спеленутого ребенка, с полиэтиленовыми пакетами в свободной руке. Мальчишки лупили какого-то однокашника, а он только похрюкивал.
Что мешало Мюраду пребывать в хорошем настроении и радоваться жизни? — Словно броненосец с полным снаряжением, непотопляемый флагманский корабль Его Величества, плыл Мюрад — таким представлялся он сам себе — по миру, оставляя за кормой пестрые волны жизни, ее разлетающиеся лоскутки.
Именно так!
По ночам, когда он спал неспокойным сном, его иногда окружали рычащие псы, или какие-нибудь другие бестии шипели на него из своих логовищ: но такое бывало нечасто. Мюрад чувствовал, как яйца лоснятся у него под кальсонами.
Оглянись на мир! Как он прекрасен! — Нельзя отрицать, что Мюрад испытывал даже некоторое воодушевление.
Небо понемногу прояснилось, и кое-где в тумане наметились голубые просветы; как чашечки цветков. Края напоминают припухшие губы. И в то же время с неба летела вниз мелкая снежная крупа, которую сразу же превращали в месиво машины и прохожие.
Центральная улица вела вниз по холму, на котором стоял город. Ее сопровождали кусты, дрожавшие в смятенном воздухе. За полуразрушенными домами старого города с их челюстеобразными арками вырастали в тумане башни над зданиями банков и контор.
Со своим делом — подачей в суд свидетельских показаний — Мюрад покончил быстро. Он был хорошим работником, и это все знали. С тем чувством удовлетворения, которое возникает после удачно законченного дела, он отправился в обратный путь.
