Звучит орган.
Мюрад остановился в среднем проходе, всматриваясь в полумрак алтарной части: На мгновение ему представилось, что в лучах света нисходит с небес прекрасный, окруженный сиянием ангел и, склонившись к почти невидимой во тьме фигуре, что-то передает, может быть, ключи.
Тут Мюрад почувствовал, как гудят его уставшие от ходьбы ноги, и невесело усмехнулся:
Сумасшедший день!
Сюзанна вела машину осторожно, чтобы не разбудить ребенка, спящего на заднем сиденье. Они возвращались с загородной прогулки в горы. Голые каменистые склоны, и на них зеленые островки горных сосен. Этот вид деревьев очень вынослив. — С вершины горы они обозревали всю местность, где их город занимал лишь ничтожный клочок земли, который с трудом выкроили меж полей или просто случайно забыли засеять.
Обратим наш взгляд на ребенка: Альмут лежала на сиденье, свернувшись калачиком, колени почти поджаты к подбородку, руки согнуты в локтях, ладони сложены вместе. Ее лицо выглядит строгим, отвердевшим от жаркого солнца; и все-таки нежным; это не лицо маленькой девочки. Казалось, она уже знает желания и у нее есть мужество, чтобы их отстаивать. Да, ее лицо было мужественным! — Это было трогательное мужество, потому что, при всем том, нельзя было не видеть, сколько в этом лице мягкости и беззащитности.
Один раз Сюзанна остановила машину — чтобы сходить по нужде. Она присела тут же в канаве у обочины. Неподалеку рос куст орешника, серый, с ржавыми ветками, с которых свисали цветущие сережки.
Перед тем как тронуться с места, Сюзанна наклонилась к ребенку и посмотрела на него долгим взглядом. Она нежно приподняла детскую головку, чтобы устроить ее поудобнее. Голова была тяжелой, тяжелее, чем она думала.
Время нежных материнских забот, своего рода инстинктивной доброты, не знающей внутренних конфликтов и не требующей объяснений, той доброты, какую проявляют по отношению к маленьким детям, это время теперь прошло, и продлевать его больше не надо; и поймав себя на том, что отводит ребенку волосы со лба назад, Сюзанна улыбнулась над своей верностью этому характерному для нее самой жесту.
Позднее, когда ребенок проснулся — они как раз въехали в город и остановились перед светофором, — Альмут спросила, порывисто наклонившись к матери:
Что ты думаешь об этом сне?
Она стала рассказывать сон: Я иду по рынку. Там была кроме меня еще одна женщина с собакой на поводке. Когда пес начал обнюхивать разложенные на прилавках пучки салата, огурцы и морковь, женщина сказала ему: убери свой нос!
