Значит, он, Данька Яковлев, трус?
«Да, деваться некуда: я трус. Евгений Афанасьевич очень ясно это сегодня объяснил. Я не умею управлять своим воображением. А еще недавно, пока я этого не знал, все было так хорошо!.. Еще сегодня утром и потом — до самого последнего урока…»
— Пошли, — сказал наконец Саша.
— Пошли, — угрюмо ответил Даня.
Мальчики спустились с лестницы и стали молча прогуливаться по коридору около пионерской комнаты.
Даня был занят собой, Саша — Даней. Он смотрел на товарища с раздражением и состраданием, которые пытался скрыть.
— Ну что? Ну, подумаешь!..
Даня сразу остановился и через плечо яростно поглядел на Сашу:
— Ну как ты сам не понимаешь? Ведь это же позор! Позор!..
Саша пожал плечами.
Спору нет: довольно-таки неприятно три раза пытаться перепрыгнуть через рейку и ни разу не перескочить; неприятно, когда над тобой смеются. Но почему вот именно это такой уж невыносимый позор, а не позор, скажем, стоять у доски и хлопать глазами, когда тебя вызывают по алгебре? Между тем третьего дня это случилось. Даня еле-еле выплыл на подсказке и, заработав тройку, спокойно вернулся к себе на парту и принялся дочитывать «Плутонию». А уж что там ни говори, физкультура менее важный предмет, чем алгебра.
Как бы там ни было, сейчас его не вразумить никакими силами, и Саша решил попросту заговорить о чем-нибудь другом.
Он сделал рассеянно-задумчивое лицо и сказал, не глядя на Яковлева:
— Ах да, забыл тебе сказать. В этом дневнике Миклухо-Маклая, что я тебе дам, есть одно место… Ты обязательно прочти. Понимаешь…
Но грозный взгляд товарища остановил Сашу на полуслове.
Маклай был для Дани не просто Маклаем — он был для него воплощением мужества. Ни о чем другом нельзя было заговорить более некстати.
Даня раздул ноздри, нахохлился и стал внимательно рассматривать носки своих башмаков.
Саша рассердился:
— Да ну тебя, Данька! Ну чего, в самом деле…
Неизвестно, чем бы кончился этот разговор, но в эту минуту дверь пионерской комнаты открылась и оттуда выглянула Зоя Николаевна Феоктистова — старшая вожатая.
— Петровский, — сказала она с укором, — ты еще долго собираешься гулять по коридору? — Она повернулась в другую сторону: — Иляшев, Козулин! Вы что, не намерены сегодня быть на совете дружины? Если не намерены, так прямо и скажите и продолжайте в свое удовольствие скакать на одной ноге. Мы начнем без вас.
— А разве все уже собрались?
— А разве вы непременно хотите быть последними? — ответила Зоя Николаевна и ушла к себе.
