Недавно граф Эгон Корти в своем обстоятельном труде уделил главу истории этого брака. Ее нельзя читать без удивления. Откровенный торг о приданом напоминает если не пьесы Островского, то сватовство Берга к графине Ростовой: «За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что он сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову: «Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен». И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хоть части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться. «Потому, что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло...»
Именно так вел себя и эрцгерцог Максимилиан. В декабре 1856 года он предложил руку и сердце принцессе Шарлотте, дочери бельгийского короля Леопольда. Предложение его было принято с радостью. Вскоре после того он письменно запросил своего будущего тестя: что будет дано за принцессой Шарлоттой? Король Леопольд, одинаково известный богатством и скупостью, явно «желал прекратить разговор», хоть и не по тем причинам, что граф Ростов. Он неохотно ответил, что приданое даст бельгийский народ. Бельгийский народ действительно кое-что дал, но не расщедрился: парламент ассигновал принцессе единовременную сумму в 250 тысяч франков. Это эрцгерцога не удовлетворило. В опубликованном графом Корти письме эрцгерцога к Францу Иосифу сообщается:
«Непреодолимая жадность короля заставила меня написать ему несколько очень вежливых строк. Я ему напомнил его собственные слова, что принцы должны жить приятным образом. Заодно я сообщил ему, что по возвращении должен буду довести об этом деле до сведения Вашего Величества и что в Австрии произведет самое тягостное впечатление нежелание короля расстаться с деньгами в пользу его столь нежно любимой дочери. Никакого ответа я не получил, но в последнюю минуту у меня попросил аудиенции граф Конве и сообщил мне, что король решил кое-что сделать, однако суммы пока назвать не желает... Я очень горд тем, что заставил старого скрягу расстаться с небольшой частью того, что ему всего дороже на свете...»
