Франция и Австрия пытались использовать влияние американского правительства в Мексике. Но из этого ничего не вышло. В пору гражданской войны Соединенные Штаты действительно много сделали для Хуареса. Однако теперь, после его полной победы, они ему были больше не нужны. Напротив, как почти всегда бывает в подобных случаях, президент старался подчеркнуть, что победил собственными силами, что за помощь он, конечно, благодарен, но мог бы обойтись и без нее, а в дальнейшем намерен править вполне самостоятельно. Хитрый индеец, в самом деле, до конца своих дней вел совершенно независимую политику.
Кроме того, в Америке почему-то не верили, что жизни бывшего императора грозит опасность. «Он в такой же безопасности, как мы с вами», — говорил в Вашингтоне товарищ государственного секретаря Сьюард. Американский посол в Мексике был в отпуске и не торопился вернуться на свой пост. Получив приказание президента отправиться к Хуаресу и сделать ему представление в пользу Максимилиана, посол сказался больным и не поехал. Многое из того, что мы приписываем злой воле, совершается просто по человеческому равнодушию.
Не помогло и вмешательство левой Европы. Гарибальди послал Хуаресу телеграмму с просьбой не подвергать репрессиям низложенного императора. Эта телеграмма тоже нисколько не подействовала на президента, вероятно, по таким же причинам: сочувствие радикального общественного мнения имело для него некоторую ценность в пору гражданской войны. Теперь он рад был случаю показать, что он не какой-нибудь сентиментальный идеалист, а самый настоящий государственный человек; это обычная черта пришедших к власти революционеров. Наиболее простое объяснение казни Максимилиана заключается в том, что Хуарес был человек злой и жестокий. Ученый профессор, поклонник Тацита, быть может, кое-что унаследовал от дедов, снимавших скальп с побежденных.
Машина военного суда совершила свою работу быстро. Вместе с Максимилианом суду были преданы генералы Мирамон и Мехиа. Генерал Мендес был расстрелян на месте в день взятия Кверетаро. «Каббалист», так удачно предсказавший Максимилиану, что буква M принесет ему счастье, оказал генералам с фамилией на эту букву очень плохую услугу.
Все же тогда был девятнадцатый век, а не двадцатый: какие-то внешние гарантии правосудия признавались не обходимыми и в Мексике. Подсудимым было предложено избрать защитников. Максимилиана защищали — вполне добросовестно — два адвоката, принадлежавшие к республиканской партии. Сущности дела это, конечно, не меняло: политическое убийство оставалось политическим убийством. Но формы были соблюдены. Правда, бывший император на процессе не присутствовал, однако не по вине властей: он сам отказался от появления на суде, ссылаясь на то, что процесс будет происходить в театре и, следовательно, примет характер балагана: «Я на сцену не выйду, меня можно будет только притащить туда силой...» Балагана не было, была обычная в таких случаях судебная комедия. Не стану, впрочем, утверждать, что приговор был предрешен (хотя это и весьма вероятно): из семи офицеров, составлявших коллегию военного суда, трое высказались за «пожизненное изгнание подсудимого из Мексики», то есть именно за то, чего добивались друзья Максимилиана. Он был приговорен к расстрелу большинством четырех голосов против трех.
