Слабые мира сего | страница 43



— Угадай, — рассмеялся Небмаатра.

— Угадал, — улыбнулся Монту.

— Тогда за работу, друг мой!

* * *

Озас дошел до своего дерева и медленно опустился на подстилку. Ноги еще гудели, но такой усталости, как в первые дни, уже не ощущалось. Ежедневные тренировки с Ану-оном, медитации со слепым Ану-ра и его удивительные напитки делали свое дело. Конечно, не хватало времени на сон, но это мелочи. Проблема у Озаса на сегодня была в другом. Прохиндей Барака собрал деньги уже практически со всех семинаристов, и, конечно, поползли слухи, что Озас — его друг. Это очень досаждало новоявленному послушнику школы Анубиса. Единственный способ остановить зарвавшегося обормота — поймать и наподдать хорошенько. Но, увы, пока не представлялось возможным. К тому же после смерти бабушки Барака всячески помогал его сестре, что до некоторой степени сглаживало его вину. Уход из жизни единственного, кроме сестры, близкого человека больно ударил по Озасу. Бабушка не просто близкий человек, она по-настоящему поддерживала даже при жизни его родителей. Озас почти неделю не мог взять себя в руки. Спасибо, Ану-ра помог своими медитациями и практиками. Тем не менее тяжесть не покидала сердце.

Впрочем, случались и хорошие новости. Озас очень сблизился со своей десяткой. Особенно после одного случая. В школе шла активная подготовка к празднованию летнего солнцестояния. Все, что требовало ремонта, срочно ремонтировалось и красилось. Озасу поручили доставлять нужную краску и смешивать ее в пропорциях, которые ему называли рабочие. Только золотую краску ему, как и никому из учеников, не давали в руки. Ее производили по особой секретной технологии, она считалась священной. Однажды, то ли по забывчивости, то ли намеренно, чтобы она отстоялась, ведро с краской оставили в центральном зале. Озас, проходя по коридору, заметил это, но не придал значения и пошел дальше. Неожиданно за его спиной раздался стук. Озас быстро вернулся и увидел младшего из их группы, Ану-ила, тот стоял по колено измазанный золотой краской. Осознав, что мелкому сейчас влетит по-взрослому, Озас, отвесив ему хорошего тумака, схватил ведро и бросился было к дверям, но поздно. Прямо на пороге его встретили жрецы с хранителем и рабочими, они совершали обход и осматривали оставшийся фронт работ. Картина перед ними предстала удручающая. Полведра драгоценной краски на полу и ногах вытирающего сопли маленького послушника. Поняв, что сейчас будет, Озас взял всю вину на себя, дескать, перепутал ведра, и схватил золотую краску вместо желтой, а поняв, что ошибся, поторопился исправить оплошность, поскользнулся и разлил ее. В конечном счете все обошлось малой кровью: нагоняй от Владыки, определение «слепой идиот» и обещание оторвать ему руки и пришить их к попе — от рабочих, хороший удар палкой по тому месту, где, по версии рабочих, будут руки, — от Яхьи. Ну и в довершение — веревку на шею. Что считалось верхом унижения. Ее, как символ умственной и духовной деградации, носили только попавшие в плен трусливые воины и конченые идиоты. Считалось, коль скоро человек не хочет пользоваться своей головой, то и снабжать ее кровью не обязательно, при этом все должны видеть, что перед ними идиот, дабы обходить его стороной. Однако, учитывая обстоятельства получения сего трофея унижения, Озас носил его почти с гордостью, хотя, конечно, веревка причиняла массу неудобств.