Занялась заря. Розоватый свет просочился сквозь щель в картоне, и Мистер Зельц завертелся, пытаясь освободиться из объятий Генри и потянуться. Ему пришлось извиваться и выворачиваться несколько минут, но даже когда он вывернулся, ударившись с размаху о стенку коробки, мальчик продолжал спокойно спать. «Удивительно, как крепко спят дети», — подумал Мистер Зельц, которому наконец удалось размять окоченевшие мышцы. Было еще очень рано — не более шести часов утра — и, учитывая то, как горько рыдал Генри ночью, не приходилось удивляться тому, что он спал как убитый. Пес осмотрел лицо мальчика в мерцающей полутьме — такое круглое и гладкое в сравнении с поношенной бородатой мордой Вилли — и заметил, как маленькие капельки слюны стекают по языку и собираются в уголках слегка приоткрытого рта. Сердце Мистера Зельца защемило от нежности. Пока Генри рядом с ним, он готов жить в картонной коробке хоть целую вечность.
Секунд через десять Мистера Зельца пробудил от грез глухой, больше похожий на взрыв удар откуда-то снаружи, и прежде чем Мистер Зельц понял, что его производит нога человека, пинающего коробку, Генри открыл глаза и снова заплакал. Затем вся коробка оторвалась от земли. Поток утреннего света залил Мистера Зельца и на пару мгновений ослепил его. Он услышал голос, кричавший что-то по-китайски, а затем коробка полетела в сторону редисочной грядки. Перед друзьями стоял мистер Чоу-старший собственной персоной, в майке и голубых трусах. Он продолжал выкрикивать непонятные слова с такой яростью, что у него вздулись на шее вены. Он грозил пальцем Мистеру Зельцу, тот в ответ лаял, перепуганный силой обращенного на него гнева, Генри завывал — и вся сцена сильно походила на коллективную истерику. Чоу-старший кинулся на Мистера Зельца, но тот отпрянул на безопасное расстояние. Тогда отец метнулся к сыну, который уже пытался выползти через дыру в изгороди, но оказался недостаточно проворен или обратился в бегство слишком поздно, — так или иначе, Чоу-старший быстро ухватил его, поставил на ноги и влепил затрещину. К этому времени миссис Чоу тоже появилась во дворе, выскочив из дома прямо во фланелевой ночной рубашке. Мистер Чоу продолжал кричать на пронзительно визжавшего Генри. Миссис Чоу внесла свой вклад в общую шумиху, излив свое неудовольствие как на мужа, так и на сына. Тем временем Мистер Зельц отступил на противоположный конец двора. Он уже знал, что все пропало. Эта битва не могла кончиться ничем хорошим, по крайней мере для него. Ему было жалко Генри, а еще больше — себя. У него не оставалось никакого другого выхода, кроме как рвать отсюда когти.
