— Господи, как я устала, — сказала Мария. Напряжение в ней исчезло. Речь шла не о Роланде и не о его друзьях. Этот человек искал своего сына, которого хотел спасти, так же как она всегда в мыслях спасала Роланда. Вот и все. И вот теперь они оказались союзниками не на жизнь, а на смерть, что бы это ни значило.
— Вы хотите вернуться в свою палату? — спросил Геллерт.
— Еще один вопрос, — сказала Мария. — Прораб в Садовом переулке знал имя моего мужа. Откуда оно ему известно?
Геллерт наморщил лоб.
— Вы этого в самом деле не знаете? Его имя занесено в список. В тот самый список. Вот уже полтора месяца. Именно тогда нам стало известно, что подпольщики смогли завербовать специалиста, прибывшего с Севера. Нам оттуда обычно присылают имена всех беглецов. Это неофициальная информация, но в Учреждениях ей придают огромное значение. Среди прибывших оттуда в последние месяцы инженером был только ваш муж.
— И нас стали искать?
— За вами устроили настоящую охоту. Теперь же, по-видимому, надеются выйти на вашего мужа через вас.
— Кто? Госбезопасность? Люди из Учреждения?
— И те, и другие. — сказал Геллерт. — Подтверждение тому, что вас поселили на Главной улице, в доме номер шестьдесят семь. Там размещают своих людей и Учреждение, и Служба госбезопасности. Там за ними легче следить. А для отвода глаз в нескольких других квартирах поселяют обычных жильцов.
— Таких, как Милли?
— Может быть. Известно только, что комендант работает на Госбезопасность.
— Вот, стало быть, как. Совсем просто. Только об этом нельзя знать. Остается загадкой письмо, написанное рукой Роланда, в котором мне сообщили, куда мне обратиться, чтобы получить место в Учреждении.
Вместо ответа Геллерт пристально взглянул на нее, надеясь, что она не поймет, в чем тут дело, но Мария через несколько мгновений поняла и, не повышая тона, сказала:
— Вот оно что. И что бы вы предприняли, будь вы на моем месте?
— Вы меня серьезно об этом спрашиваете? Мой ответ — живите незаметно. И это не только в моих интересах.
Марию охватило беспокойство. Нога вновь разболелась, а из сада до нее донесся плач Пьера. Он звал мать, и Джону никак не удавалось его успокоить.
— Жить незаметно, — повторила она, — сколько уж лет я только так и живу. Я много лет только и делаю, что по утрам, глядя в окно, думаю: сегодня солнечная погода. Или: сегодня идет дождь. Или: сегодня ветрено. Разве мне не удавалось жить незаметно?
— Вы все, о чем мы говорили, включите в ваше донесение?
