2.
Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены…
Комета Галлея
Майор Ильин мог быть где угодно: в отпуске, в командировке, в погоне за кем-нибудь особо опасным, на тех же шашлыках. Это я существо тихое и домашнее, а Никита Игоревич — личность, как правило, абсолютно неуловимая.
Но — судьба хранит идиотов, а в особенности идиоток — ненаглядного удалось поймать с одного звонка. О да, не исключено, что это был вовсе не подарок судьбы, а напротив — ехидная ее ухмылка. Однако из соображений самосохранения разумнее считать, что подарок, все равно проверить «что было бы, если бы майор был в отсутствии» — как это проверишь?
Сказать, что мой звонок Ильина осчастливил, — это ничего не сказать. Не поручусь, что он там у себя на радостях сплясал джигу, — не видела, врать не стану. Но трубку телефонную он в порыве восторга точно повредил. Во всяком случае, что-то там у него хрустнуло. И предпочитаю думать, что в порыве именно восторга, а не иных чувств. Все-таки майор — удивительно темпераментный мужчина!
Но — сдержанный. В соседние камеры нас с Ланкой не посадили. Собственно, не только в соседние — совсем не посадили. Даже обидно несколько. И совершенно неинтересно. Много народу, много скучных вопросов.
Ильин, видимо, уже настолько привык к моей способности натыкаться на трупы (и иногда — буквально), что мое неправдоподобно своевременное появление в студии его, кажется, ничуть не насторожило. Зато — мало ему Ланкиной информации — всю душу из меня своими вопросами вытряс. По-моему, он был уверен, что я если и не убила эту девицу собственноручно, то как минимум отлично знаю и убийцу, и жертву. Или хотя бы жертву.
В конце концов я уже и обиделась:
— Знаешь, дорогой, вначале я еще была в себе уверена и могла присягнуть, что вижу эту особу впервые в жизни. Но, честное слово, чем дольше на что-нибудь или кого-нибудь смотришь — тем больше сомнений возникает. Я ее уже наизусть выучила, она мне месяц сниться будет. Ты меня еще полчаса поспрашивай, так я поклянусь, что знала жертву сто лет. Надо только придумать, откуда она мне известна.
Выраженье лица господина майора было спокойным — «как пульс покойника», по меткому выражению классика — вот это выдержка у мужика! Только глаза сузились. Романист девятнадцатого века написал бы: «Он прилагал немыслимые усилия, чтобы справиться с обуревавшими его чувствами». Я не романист и уж тем более не девятнадцатого века. Думаю, Ильина обуревало неодолимое желание плюнуть на нормы джентльменского поведения и тихо меня придушить…
