Поев и напившись, я вышел на улицу и еще раз поискал Серую Метелку. Нашел ее в их дворе, у крыльца, дремлющей, по обыкновению на ступеньке.
— Привет. Искал тебя с утра, — сказал я. — Соскучился по тебе.
Она потянулась и, зевнув, полизала шкурку.
— Меня не было дома, — ответила она, — проверяла окрестности дома викария и церкви.
— Внутри была?
— Нет. Но заглянула во все отверстия, куда достала.
— Узнала что-нибудь интересное?
— Викарий держит на письменном столе в кабинете череп.
— Memento mori, — заметил я. — Церковники иногда склонны к таким вещам. Может быть, он достался ему вместе с домом, как часть обстановки.
— Он стоит на чаше.
— На чаше?
— На той самой чаше. Старинной магической чаше, о которой ходят слухи.
— О! Значит, я ошибался, считая обладателем этого предмета Доброго Доктора. Это проясняет один из пунктов. — Потом добавил, фальшивым тоном:
— Если бы ты мне еще сказала, где находятся две волшебных палочки…
Она бросила на меня странный взгляд и продолжала вылизываться.
— …И мне пришлось карабкаться по стене дома, — сказала она.
— Зачем?
— Услышала, как кто-то плачет наверху. Я взобралась по стенке и заглянула в окно. Увидела на кровати девочку. На ней было голубое платье, а к щиколотке привязана длинная цепочка. Второй конец прикреплен к раме кровати.
— Кто она?
— Ну, немного позже я встретила Текелу, — продолжала она. — Не думаю, чтобы она так уж горела желанием побеседовать с кошкой. И все же я уговорила ее, и она мне сказала, что девочку зовут Линет, она дочь покойной жены викария от первого брака.
— Почему она сидит на цепи?
— Текела сказала, что ее наказали за попытку убежать.
— Очень подозрительно. Сколько ей лет?
— Тринадцать.
— Да. Все правильно. Жертвоприношение, конечно.
— Конечно.
— Какую ты ей дала в обмен информацию?
— Я рассказала ей о нашей встрече с большим человеком в ту ночь и о вероятности того, что цыгане связаны с Графом.
— Мне надо кое-что сообщить тебе о Графе, — сказал я и подробно поведал ей о своих расследованиях вместе с Шипучкой.
— Независимо от того, на чьей он был стороне, я не могу сказать, что сожалею о его выходе из игры, — сказала она. — Он наводил на меня ужас.
— Ты с ним встречалась?
— Видела его однажды ночью, когда он покидал свой первый склеп. Я спряталась на ветке дерева, чтобы посмотреть, как он это делает. Казалось, он просто просочился оттуда, не двинув ни единым мускулом, просто перелился, так же, как умеет Шипучка. Потом он постоял там секунду, его плащ развевался по ветру вокруг него, он поворачивал голову, глядя на мир так, будто весь свет принадлежит ему, и он решает, какая из его частей могла бы поразвлечь его в данный момент. А потом он рассмеялся. Никогда не забуду этот смех. Он просто запрокинул голову и залаял — не так, как лаешь ты, разве только у тебя есть особенный вид лая перед тем, как съесть что-нибудь, что не хочет быть съеденным, а это доставляет тебе удовольствие, придает особую прелесть еде. Потом он начал двигаться и сыграл шутку с моими глазами. Он превращался в разные предметы, разной формы, его плащ развевался повсюду — в нескольких местах одновременно, — и вдруг улетел, как обрывок плаща, уплывающий прочь в лунном свете. Не стану утверждать, что меня не обрадовал его отлет.
