Что до «пересечения Парижа», когда вы подниметесь по улице Сен-Дени, вы увидите на уровне больших бульваров великолепные ворота Сен-Дени, созданные по приказу Людовика XIV в 1672 году, на месте бывших городских укреплений. Сравнение со скромными воротами Сен-Мартен на том же уровне, в двухстах метрах к востоку, показывает преимущество этой средневековой оси над древней античной осью.
Забавно думать, что в течение пятисот лет Париж имел только два моста, по одному для каждого берега, и они не продолжали друг друга. Пришлось дожидаться XV века, чтобы появился еще один мост через Сену, идущий через остров Сите.
Четыре наших нынешних моста — это реконструкции XIX века. Знайте, что Пон-Нёф, законченный в 1607 году, это вовсе не девятый, а пятый мост Парижа, и он не самый новый, а самый древний, понятно?
XI ВЕК
АР-Э-МЕТЬЕ
Миф 1000-го года
Она очень красивая, эта станция Ар-э-Метье[45] со своим подводным обликом на манер Жюля Верна. Вся из сверкающей меди, она похожа на фантастическое средство передвижения, вынырнувшее из бреда эксцентричного ученого. Хотелось бы сесть на него ради долгого путешествия, которое увезет нас не только в другие места, но в другое время прямиком из времени нынешнего.
Несбывшаяся мечта, подземный корабль остается неподвижным. Нужно выбраться из него, оставить его, подняться по старому эскалатору с деревянными ступеньками и обойти вокруг Национальное хранилище искусств и ремесел на улице Сен-Мартен.
До революции здесь возвышалось приорство Сен-Мартен-де-Шан… Небольшая молельня, воздвигнутая на месте, где святой Мартин поцеловал и тем самым исцелил прокаженного, была преобразована в часовню, которая переместилась отсюда, чтобы появился крупный монастырь в XI веке. Он находился на пересечении нынешних улиц Сен-Мартен, Вербуа, Монголфье и Байи.
Но вернемся в 1000 год… Кругленькая дата, которая не слишком уж взволновала жителей королевства. Правда, в некоторых церквах Парижа мрачные аббаты возвещали неизбежный приход антихриста… В некотором смысле, это были Пако Рабанн[46] той эпохи. Но просвещенные теологи противопоставляли этим наивным верованиям истину текстов и убеждение, что никто не может знать день и час конца мира.
В сущности, 1000 год вовсе не был периодом страшного возбуждения, достойного Писания и Страшного суда. Миф о тысячном годе сделали популярным во Франции XIX века романтики и такие историки, как Жюль Мишле, которые желали видеть в средневековом христианстве эпоху страстной пылкой веры, период потрясений, когда человек оказывался не в состоянии контролировать свои эмоции.
