же этот человек?".
"Как странно. Он не сопротивляется гвоздям; он почти что приглашает их".
Вор слышит насмешки и оскорбления и видит, что человек молчит. Он видит свежую кровь на
щеках Иисуса, терновый венец, впившийся шипами в голову, и он слышит сиплый шепот: "Отец, прости
им!"
"Почему они хотят Его убить?"
Любопытство вора медленно превозмогает боль в его теле. Он забывает о гвоздях, впившихся в
запястья и о судорогах в теле.
Он начинает чувствовать непривычное тепло в своем сердце: он начинает заботиться о ком-то
другом — заботиться об этом мирном мученике. В его глазах нет гнева, только слезы.
Он смотрит на кучку солдат, бросающих в пыль кости, поставив на кон изодранную одежду. Он
видит табличку, где с издевкой написано: "Царь Иудейский".
"Они насмехаются над ним, словно Он царь. Если бы Он был сумасшедшим, они бы не обратили на
Него внимания. Если бы у Него не было последователей, они и не посмотрели бы в Его сторону. Если бы
им нечего было бояться, они бы не убили Его. Ведь царя убивают только в том случае, если у него есть
царство.
А вдруг...".
Он уже открыл было свои потрескавшиеся губы, чтобы что-то сказать. Но внезапно, спугнув его
мысли, словно взрыв прозвучали обвинения преступника на другом кресте. Тот тоже рассматривал
Иисуса, но через мутные очки цинизма.
"Ну, так ты Мессия, не так ли? Докажи это; спаси себя и нас, если ты тот, за кого себя выдаешь!"
Это необъяснимая загадка: два человека слышат одни и те же слова и видят одного и того же
Спасителя, и один видит надежду, а другой — ничего, кроме себя.
Это было сверх того, что первый преступник мог снести. Возможно, мошенник, бросив колкость, ожидал, что второй мошенник поймет намек и поддержит его. Но он так не сделал. Второй куплет не
был пропет. Преступник в ответ на свою насмешку услышал только слова защиты.
"Разве ты не боишься Бога?"
Еще недавно те же самые губы проклинали Иисуса. А сейчас заступились за Него. Головы всех, кто был на холме, повернулись к тому, кто выступил в защиту Христа. Каждый ангел рыдал и у каждого
беса отвисла челюсть.
Кто мог представить, что этот вор мог думать о ком-то, кроме себя? Он, который всегда был
забиякой, ворующим чужие кошельки. Кто мог вспомнить, когда он в последний раз пришел к
кому-нибудь на помощь? Но когда последние песчинки сочились через песочные часы его жизни, он
совершил свой самый благородный поступок. Он выступил в защиту Бога.
Где те, кто хотел защищать Иисуса?
