Они защищают руки, которые на протяжении долгих часов стискивают гаечные ключи и рукоятки отверток.
На спинке скамьи, стоящей перед нами, лежат карточки для посетителей, пришедших в церковь впервые. К каждой из
них булавкой прикреплена красная розетка, которую посетитель мог прикрепить к своей одежде.
Мне в голову приходит идея. Интересно, какой толщины эти мозоли?
Я беру булавку и с уверенностью опытного хирурга начинаю операцию. (Не правда ли, запоминающееся событие?) Время от времени я поглядываю на отца. Он неподвижен. Я продолжаю углублять острие булавки в загрубелую кожу. Отец
не реагирует. В то время, как вся церковь внимательно слушает слова проповедника, я всецело поглощен исследованием
толщины мозоли. Наконец я решаюсь действовать более радикально.
«С-с-с», — вскрикивает отец сквозь сжатые зубы, отдергивая руку и сжимая кулак, из-за чего булавка уходит в его
ладонь еще глубже. Он устремляет взгляд на меня, заметив это, мать тоже начинает смотреть в мою сторону, а брат
принимается хихикать. Что-то подсказывает мне, что после церкви я буду вынужден познакомиться с этой рукой поближе.
Да, несколько странное детское воспоминание. Но что еще более странно: три десятилетия спустя я обнаруживаю, что занимаюсь тем же самым, чем занимался в возрасте шести лет. Я пытаюсь проковырять заскорузлые мозоли.
Изменилось лишь то, что в церкви я уже не сижу на скамье, а стою за кафедрой. Инструмент, которым я пользуюсь —
истина, а не острие булавки. Мозоли, с которыми мне теперь приходится иметь дело — не на ладонях, а на сердцах.
Толстой, загрубевшей кожей покрыты души людей. Эти мозоли — результат многих часов борьбы с истиной и
противостояния ей. Грубая, ороговевшая, безжизненная ткань, бесчувственная и безразличная к прикосновениям.
Сердце, покрытое мозолью.
К таким сердцам обращался Христос в последний вторник Своей земной жизни. С постоянством человека, несущего
людям самое главное, самое важное послание, Он стремился коснуться их душ.
В двух историях, рассказанных Им, есть нечто общее: это вина. Речь идет о постоянстве, с которым люди отвергают
то, с чем обращается к ним Бог—не однажды, не случайно, но из раза в раз.
В первой истории говорится о землевладельце. Он сдал свой виноградник в аренду виноградарям, а во время сбора
урожая послал слуг получить причитающуюся ему долю. Но «виноградари, схватив слуг его, иного прибили, иного убили, а
иного побили камнями»1.
Вторая история — о царе, который приготовил брачный пир для своего сына «и послал рабов своих звать званых на
