Марафон длиной в неделю | страница 90



Борис Подгорный попал в плен в сорок втором под Харьковом. Пехотный лейтенант, он командовал вначале взводом, потом ротой, а в тяжелых боях под Изюмом должен был принять даже батальон. Правда, от батальона тогда осталось не больше роты, но Подгорный поднимал его в контратаки как батальонный командир — в одной из них его контузило, так и лежал на поле боя, пока не подобрали немцы.

Вначале лагерь под Киевом, потом Заксенхаузен — чего только не насмотрелся Борис за два года мытарств! Весной сорок четвертого дошел, как говорят, до ручки. В это время и приехал в лагерь гауптштурмфюрер Кранке. Военнопленных построили на лагерной площадке, и гауптштурмфюрер предложил тем, кто желает попасть в специальное учебное заведение, сделать шаг вперед.

Немного поколебавшись, Борис шагнул: собственно, терять ему было нечего. Чувствовал, что уходят последние силы, и пусть будет что будет — лучше он, когда перебросят через линию фронта, сдастся своим и сдаст остальных диверсантов, чем так погибнуть. Все-таки будет какая-то польза, в конце концов, если ему даже и не поверят, то примет смерть как надлежит.

А в школе встретил Маркова. Инструктор долго присматривался к нему. Подгорный не мог скрыть свою ненависть к фашистскому холую — она независимо от его воли проявлялась в чем-то, в каких-то неуловимых деталях, — и Марков понял его. У них состоялся откровенный разговор, который привел к тому, что лейтенант Борис Подгорный поднялся на борт «юнкерса» с важным заданием.

Подгорный попробовал посмотреть на себя со стороны. Два года прошло, и словно ничего не случилось. Сидит на металлической скамейке человек с лейтенантскими погонами, правда, тогда он носил два кубика в петлицах, привык к ним, а погоны давили на плечи. Но документы у него почти настоящие — инструктор Валбицын говорил, что выдержат любую экспертизу, — вооружен он офицерским пистолетом ТТ, на ногах не новые, но удобные, разношенные яловые сапоги, и даже медаль «За отвагу» на груди.

Все предусмотрели немцы: старший группы у них, бывший каратель из Белоруссии, Слипцевич, сам хвастался, что расстреливал и партизан, и мирных жителей, принимал участие в акциях, жег села. У него один выход: верно служить гитлеровцам — ему попадать в руки чекистов никак нельзя, он знает это. Но ведь и Подгорный с сержантом Колядой, третьим членом их диверсионной группы, радистом, знают это; вон Коляда как затуманенно смотрит на Слипцевича, вероятно, одни и те же мысли бродят в их головах, и, если он, Подгорный, не ошибается, они сдадут Слипцевича контрразведке в первый же день, вернее, в первый же час пребывания на своей земле.