И всю ночь до утра мы вчетвером болтали о том и об этом – и о поэзии, и о прозе, и о дружбе, и даже о любви – в засранной съёмной однушке моего молодого друга. И уснули абы как на чём придётся – на разваленном, раздолбанном раскладном диване – мы, и на скрипящей продавленной чужой кровати – они, – под утро. И мой молодой друг, вскочил прежде всех и понёсся за йогуртами и апельсинами на завтрак.
И весь день мы бродили по Киеву. И в ботаническом саду снегом были покрыты уже цветущие магнолии.
На каких платформах дальнего следования остаются они, наши друзья?
* * *
Тонкие девочки рожают троих. Светлые мальчики темнеют.
– Так когда она приедет?
– Да скоро уже! Так вот, слышь, я ей говорю…
Она приезжает. У неё нет купальника, потому что она думала, что в октябре 2012 года в Одессе уже холодно. У нас в апреле 2005 года не было тёплых курток, потому что мы думали, что в Киеве уже тепло.
Я даю ей свой купальник. Она плещется в водах Шестнадцатой и на несколько минут становится похожа на себя – ту. Что ещё не озабочена необходимостью кормить, одевать, обувать и учить троих детей. Она даже не озабочена им, всё ещё молодым, но страшно пузатым и чудовищно занудным моим другом. Сейчас, эти пару минут, она, наконец, озабочена только собой. Своими ощущениями от этого мира. Это так важно – ощущения от мира. Свои ощущения. Когда ты не готовился, не планировал. Или планировал и готовился, но не к тому. А где же море? Вот, пожалуйста! Купаться, наверное, холодно? Да я вас умоляю! А я не взяла купальник… Извольте. Кабинка у вас за спиной!
Мы идём от Шестнадцатой до Аркадии. Она радуется. Он что-то говорит и говорит. Кажется, о том, как тяжело жить. Хотя они уже давно купили квартиру. И машину. И ещё одну машину. Или их купила она? Неважно. У них есть – они купили. И есть море. И есть наш путь от Шестнадцатой до Аркадии. Но он всё время говорит. И всё время – не о том и не про то.
У неё работа – там. Сама она – здесь, со мной. У него работа здесь. Собственная фирма. Не такая удачная, как хотелось бы. Но всё-таки. Но у неё работа, вместе со всеми только поставленными печатями и проведёнными переговорами, – там. А у него – здесь. И больше у него здесь никого нет. Ни меня. Ни моря. Ни лета, выданного этой осенью одесситам. Ни стремлений, ни мечтаний, ни надежд. Есть заунывная речь о том, что не удалось. Нам всем что-то не удалось. И кто-то нам не удался. Но неужели нельзя всё это оставить? Сбросить. Не думать. А просто получать удовольствие.
