– Надо заехать за Лысым, Кирой и Толстым! – изрёк Боря.
– Нет! – решительно отмёл это предложение дед. – Меньше народу – больше шансов на висяк. – Где тело?
– В кабаке. В кладовке спрятал. Я его без свидетелей порешил. По-мужски. Не дрейфь, дед!
– Я?! Обижаешь, Борян! – отчеканил дед. – Поехали. Нет бортовухи – погрузим в багажник.
– Сперва яму надо выкопать.
– Давай на поля орошения.
– Хера орошения? Все менты знают про поля орошения. Мы его закопаем там, где никто ни в жизнь! Под носом у отдыхающей публики! Прямо на Тринадцатой!
– Оригинальное решение! – одобрил юридический дед. – Поглубже зарыть – никто искать не будет.
– Я уже и место присмотрел. Там склон покруче. Никто, кроме коз, не лазит.
Два часа, почти до самого рассвета, два девятнадцатилетних пацана и восьмидесятилетний с гаком дед рыли глубокую яму на крайне неудобном и крутом склоне невдалеке от лестницы, ведущей на пляж Тринадцатой. Светало. На море потянулись первые бегуны и ранние купальщики. Три грязных, как сто чертей, человека, хмуро копали яму, передавая по кругу бутылку водки. Борина рука была перемотана грязной тряпицей – фрагментом порванной гимнастёрки. С тряпицы сочилась кровь. Мужики были по пояс голые. Хмельной дед впал в зловещий азарт.
– Это тебе не баб щупать! – орал он своему добропорядочному еврейскому внучку, белые рученьки которого усеяли кровавые мозоли. – И не перфокарты по ящикам пихать, арифмометр тебе в дышло!
– В другое место ему арифмометр! – хмуро подбадривал деда Борька.
– Дед! Борька!! Вы такие классные!!! – рыдал пьяненький Серёжа, растирая слёзы по замурзанному одесской глиной лицу.
– Ну что, дед, хватит? – проорал Борька из ямы. – Здесь уже языческое капище можно устраивать, не то что один трупак с комфортом расположить! Он о таком и мечтать не мог!
– Ну чё, едем?
– Нафиг ехать! Машина у кабака. Пошли. Завернём его в скатерть – так донесём!
Мобильная группа «Три мушкетёра» с одной шпагой на всех напугала своим пешим ходом: двух старушек с собачками; одного незадачливого отдыхающего, любящего понежиться на пустынном рассветном пляже; одну дамочку-молочницу, спешащую со своей тележкой на рынок Шестнадцатой станции. А одна большая красивая псина не испугалась. И увязалась следом. Дед настойчиво предлагал собаке выпить. Собака вежливо отказывалась. К задней двери стекляшки на Четырнадцатой подошли вчетвером.
– Если что – мы с собачкой гуляли! – сказал Боря. – Возможно, я её даже усыновлю.
