Одесский фокстрот | страница 27




Он очень хорошо меня знает. И он точно знает, что если мне задать вопрос с подковыркой и в конце добавить «как думаешь?», то смена декораций пройдёт безболезненно. Но и я за столько лет, наконец, научилась знать, что он знает. И зачем мне это, спрашивается? Оставалась бы себе просто счастливой женщиной. От многих знаний вовсе не многие печали. А только занудство. Вот такая я на самом деле – счастливая женщина-зануда.


– Ты не понимаешь! Я просто хотела прошелестеть…

– Незаметной пушинкой в обратном направлении над пешим ходом собственных воспоминаний до белых шаров Ланжерона. Ричард Бах. Классика жанра.

– Ты – зануда!

– Мне положено. Я – мужчина. А значит – будущий дедушка. А все дедушки…

– Прекрати! И всё равно у нас была икра и чайки!

– И «Глечик» с греческими маслинами.

– И санаторий имени Чкалова под сигаретку.

– И дорогущий кофе, который ты когда-то пила без меня.

– И непреодолимое море.

– Его непреодолимая притягательность, я бы сказал…

– И даже…

– Однозначно. Он всегда с нами. Ему, конечно, на нас наплевать. Но у него просто нет выбора. Неизбежность – способ существования этого мира. А Одессу бог, похоже, выбрал символом этой неизбежности. Что, впрочем, его не оправдывает. С автобусом для моей деточки мог бы и подсуетиться…


– А вы не отвезёте нас на Ланжерон?


Какие-то люди. Спрашивают у нас за спиной уставшего мужика, чуть ли не руками закатывающего на ночную стоянку последний электромобильчик, еле ползущий на разряженном аккумуляторе.


– Мы уже закончили. И вас всего двое…

– Нас четверо!


Это уже мой муж. Не отрываясь от сока. Вот ведь реакция! Как ждал.

Уставший мужик сдаётся. Кому мешала пара сотен гривен поздним осенним вечером? Вот так-то оно и есть. Бог – не Тимошка.

Затем у мужика, как и положено, не находится сдачи, и он разменивает у грейпфрутовой тётки. Потом загоняет уставший электроавтобус и выгоняет другой. Заряженный. Бодрый. После чего мы все садимся.


Мы не искупались в Аркадии. Традиционно. Но это не важно.

И то, что наши попутчики едут на Ланжерон не к Ланжерону, а к очередному кабаку, который гораздо моложе «Глечика» – эдакая забавная псевдоукраинская харчевня, бывшая поначалу блядским ментовско-эсбэушным домом, – тоже не важно.

Как совершенно не важен тот факт, что кофе в «Лобстере» мне давно по карману. По собственному. И не важно то, что с моря тянет прохладный октябрьский ветер. И что мужик за штурвалом своего космического самоката молчит. И что запоздалые, редкие в этом густом мраке, бегуны шарахаются в сторону и смотрят вслед оленячьими глазами… Всё не важно.