Через полчаса Тоха ящиком «Рояля» в разлив угощает несколько десятков местных бомжей. А заодно и голубей. Попкорном.
Тоха — добрый, но дурной. Вернее, наоборот: дурной, но добрый.
Через пару лет он прогорел в бизнесе, все раздал женам. Где-то бомжует. Обычная российская история.
Весна 92-ого.
Моему сыну два месяца. Молока у жены нет. Со смесями — проблема. Я нахожу объявление о кормилице.
Прихожу по указанному адресу. Звоню в дверь. За дверью грохочет «Таганка. Все ночи полные огня…» Дверь открывает мужик с голым торсом. Весь в наколках. Лицо — вылитый хряк из первого сна. Только зубы золотые. И не улыбаются, а агрессивно щерятся:
— Ну?.. Это шо еще за тема, шо за финик из Египта?..
— Извините… Я по объявлению.
— Миль пардон, объяв не пишем. Только метим протоколы.
— Я насчет молока.
— И доярок не крышуем. Только телок из Коврова.
— Вот… — я достаю объявление из кармана.
Хряк берет бумажку, говорит:
— Что за кузькина малява?… — и долго ее читает. Так долго, что я начинаю тосковать. У меня появляется подозрение, что хряк не умеет читать.
Наконец он понимающе кивает головой:
— Есть контакт на этой киче. Доча кормит спиногрыза…
Я вдруг в ужасе понимаю, что хряк говорит исключительно хореем. Ну: та́-та, та́-та, та́-та, та́-та… «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца…» Где я? На филфаке или в странной коммуналке в Люберцах?
Из недр квартиры сквозь «Таганку» раздается хриплый рык:
— Берендей, шо за сквозняк?.. Минусани́ заслонку.
— Ша, Чалый! Тут интим: доча благотворит одному четырехглазому фраеру в смысле сыси. Я давно не плакал, но доча сказала мне «заплачь». Проходи, фраерок…
Я зашел. Это была конкретная малина. Слоистый дымный воздух. Пахнет луком, табаком и перегаром. Туманные люди в тату и в бретелечных майках. Карты. Бильярд. На полную мощь — «Таганка». Я чувствовал себя как Володя Шарапов, попавший в логово к Горбатому.
— Доча там, — кивает «Берендей» на соседнюю комнату. — Только сначала — лекарство…
Мне наливают большую рюмку «Рояля». Откуда-то звучит, прямо как из фильма:
— Нет… по полной, фраерок…
Тоха угощал «Роялем» бомжей. А меня угощают уголовники. Странная штука жизнь.
Я в комнате «дочи». Очень симпатичная девушка в японском шелковом халате выходит из-за ширмы и вручает мне бутылочку молока.
— Сколько с меня?
— Перестаньте…
Господи, до чего же приятная девушка. Неужто она дочь Хряка? В смысле — Берендея.
В коридоре, провожая меня, Берендей вещает:
— Я откинулся в 87-ом. Сейчас у меня, фраерок, все, как в аптеке. Но мне нужно отпыхтеть семь лет. Нужно — и баста. Порядок такой. Завтра чалюсь. А сегодня — типа отходной. Семь лет — самое оно. Две с половиной тысячи перекличек — и ты гуляешь.
