Что такое PR — я не знаю. И вобщем-то знать не хочу. Всякие английские термины я вытерпел. Но когда одна девица на вопрос, что главное в PR-е, ответила, что главное — это иметь «гудайди́а», и ей единогласно без меня поставили пять, я встал и вышел.
Через два дня я улетел в отпуск. На Канары, на остров Тенерифе.
На Канарах, несмотря на всю «распиаренность» этого места, ничего особенного нету. Канары себе и Канары. Крым лучше. Если его, конечно, причесать и обустроить.
Море. Жара. Зеленоватые рифы метрах в двухстах от берега, на которых, визгливо и капризно мяукая, маются с безделья жирные чайки, похожие на вязаные носки.
Завтрак. Пляж. Молчаливый пожилой лодочник Хуан в выцветших пиратских парусах шортов и с телом, как мокрый размякший чернослив, чалит свою старую сизо-бурую шаланду. На шаланде еле угадывается проступающая серым надпись «El Sue;o». «Мечта», значит. Или — «Сон». Что более применимо к этому замечательному острову.
Можно в сонном недоумении полежать на берегу океана. Заснув ближе к закату в позе эмбриона.
Можно попить в самый пик жары в номере холодного пива, шипящего на гландах, как прибой.
И главное — знать, что где-то слева — какой-нибудь, прости Господи, Парагвай, а справа, поближе, конечно, километров на пару тысяч, — скажем, сказочная Мавритания.
Можно погулять вдоль берега. Походить по (если честно) убогим магазинчикам. Под не очень настойчивый крики: «Ола!»
А ночью, если местные капризные сопки вдруг не закутаются от океанической прохлады в мутную пыль облаков, можно поглядеть на то, как по черному глянцу неба играют в салки маленькие латунные звездочки. А может, кометы. А может, советские спутники-разведчики. Бог их знает.
Где-то через пять-шесть дней после моего приезда в наш отель, у входа в ресторан выставили клетку с большим синим попугаем. Похож на попугая ару, только хвост покороче. То ли обгрызан, то ли обветшал от старости и от мудрости. Клюв желтый и жесткий, как какие-то злобные кастаньеты из слоновой кости.
Сначала попугай недоброжелательно по отношению ко всем тиранил пробку из-под шампанского и закулисно молчал. Потом заговорил.
Все ему что-нибудь подносили. Кусочек ананаса, орех, сосиску.
Попугай говорил: «gracias» (спасибо). Это всех очень — очень веселило. Иногда попугай выдавал и другие слова. Например, «nunca» (никогда) или «adios» (прощай).
Один раз, уже под конец моего отпуска на Тенерифе, я угостил попугая куском пиццы. Дело было вечером, после ужина и — соответственно, почти бутылки вина. Поэтому настроение у меня было в целом философское. И я сказал:
