— Какая прелесть, — ответил слегка смущённый епископ и добавил со смехом: — А где же у вас обедают?
— Я вообще не обедаю. Госпожа Стейнлин устраивала одно время милые вечерние приёмы, — задумчиво и с оттенком грусти в голосе продолжал священник, — превосходные были обеды! Но теперь она повелась с русскими, и те полностью монополизировали её дом. Вон он, видите, мистер Херд? Та белая вилла у моря, на краю мыса. Весьма романтичная дама. Потому она и приобрела дом, которого никто не стал бы покупать ни за какие деньги. Такое уютное место, такое уединённое — оно очаровало её. Горько же ей пришлось пожалеть о своём выборе. Жизнь на мысу имеет свои недостатки, и она скоро их обнаружила. Дорогая моя Герцогиня, никогда не селитесь на мысу! Ужасно неудобно, вы вечно у всех на виду. Весь остров знает, чем вы занимаетесь, кто вас навещает, когда и почему… Да, я с сожалением вспоминаю о тех обедах. Ныне я вынужден довольствоваться жалким домашним ужином. Доктор запретил мне обедать. Говорит, что я чересчур растолстел.
— Ваша тучность — ваше богатство, дон Франческо, — заметил Денис.
— Я предпочёл бы не носить всё моё богатство с собой. Мистер Кит говорит, что у меня семь двойных подбородков, четыре спереди и три сзади. Уверяет, что тщательно их пересчитал. И что будто бы в настоящее время отрастает восьмой. Для человека моего аскетического склада это уже чересчур.
— Не верьте тому, что говорит мистер Кит, — сказала Герцогиня. — Эти его длинные слова и — как бы это сказать? — его ужасные взгляды, они меня так расстраивают. Нет, право.
— Я ему говорил, что он Антихрист, — заметил дон Франческо, с серьёзной миной покачивая головой. — Впрочем, поживём увидим! Его ещё нужно поймать за руку.
Герцогиня понятия не имела, кто такой Антихрист, но чувствовала, что это, должно быть, кто-то не очень хороший.
— Если бы я заподозрила мистера Кита в чём-либо подобном, я бы никогда больше не пригласила его в мой дом. Антихрист! О, стоит помянуть ангела…
Обсуждаемая особа неожиданно возникла перед ними, предводительствуя дюжиной молодых садовников, тащивших разнообразные, обёрнутые в солому растения, по-видимому, приплывшие на пароходе.
Мистер Кит был старше, чем выглядел, — на самом деле, он был неописуемо стар, хотя никто не мог заставить себя поверить в это; он хорошо сохранился благодаря тому, что подчинил свою жизнь сложной системе мер, подробности которой, как он уверял, не годятся для публикации. Впрочем, это была не более чем его манера выражаться. Он всё ужасно преувеличивал. Херувимски округлое, чисто выбритое лицо его приятно розовело, по-совиному светились под очками глаза, — без очков его никто ни разу не видел. Если бы не очки, он мог бы сойти за ухоженного младенца с рекламы мыла. Полагали, что он и спит в очках.
