Куса-маддах налил пиалу чая, промочил горло и встал, опираясь на трость. Потом, не торопясь, обошел весь круг (мы с Убаем успели уже пробраться в первый ряд), осмотрел собравшихся и вернулся на свое место. Все замерло. Он поднял руку и крикнул хриплым голосом:
— Эй, люди, прежде всего, садитесь, не стойте на ногах, словно каменные боги язычников!
Ответом ему был дружный шум, все уселись там, где стояли. Мы тоже сели, развалившись, насколько позволяло место.
— Браво! — воскликнули ученики проповедника таки-ми визгливыми голосами, что их небось услышали даже на Шейхантауре.
Куса-маддах между тем продолжал:
— Извещаю вас, что среди собравшихся немало наших братьев мусульман из Самарканда и Бухары, из Катта-кургана и Уратепы, из Ферганы и Ходжента! Они приыли в наш подобный раю Ташкент! — Толпа негромко загудела и смолкла. — А теперь я представлю вам вашего покорного слугу! Я родом из Бухары, из махалли Казагаран. Меня зовут Хаджи Наджмиддин ибн Салахиддин, наш достопочтенный отец тоже был славнейшим проповедником во времена эмира Музаффара! Через семнадцать поколений мы связаны с Мавлоно Хусаин-ваизом Самарканди. Этот почтеннейший предок процветал при Хусейне Байкаре, великом тимуриде… О, золотые времена! Книга «О благодетельной нравственности» написана им, почтеннейшим, а я прихожусь ему семнадцатым внуком! Кто усомнится в этом, да почернеет, как котел, а душа его да горит огнем, как тандыр! Аминь!
Ученики тоже завизжали:
— Аминь! Да подвергнется тленью!..
— Теперь перейдем к делу, — сказал Куса-маддах уже другим тоном. — Аллах в своем Священном писании предписал рабам своим повиноваться троим. Во-первых, ему самому — благословенному и всевышнему. Мы сотворены его могуществом и обязаны повиноваться ему ежечасно, ежеминутно, ежесекундно!
— Дуст, дуст, обязаны! — завизжали ученики, а калан-дары загудели:
— Хак, хо, хув…
Куса-маддах остановил их жестом и продолжал:
— Во-вторых, благослови его господь и приветствуй, нашего пророка Мухаммеда Мустафу, посланника аллаха! Мы должны повиноваться пророку и свято соблюдать каждую его заповедь. Да будет благословен его чистый дух!
— Хай, хай, да будет благословен, аминь! — пискнули ученики, а калан дары снова выпустили на волю свой трубный глас, восславляя аллаха и пророка. Но проповедник опять остановил их взмахом руки.
— В-третьих, — заговорил он еще более громко и хрипло, — нашему великому императору, белому царю, его величеству Николаю Романову, который, как сказал аллах в своем Священном писании, является тенью бога на земле, да не оставит нас его милость…
