Свет за деревьями | страница 12



холмы, в холмах ложбина, выступ леса
и тень его. И над холмами синь
других холмов, уже совсем воздушных.
И небо, небо над всем этим, в той же
мерцающей и тонкой дымке. Долго
стоял он так, над городом. И город,
лежавший перед ним, был тих, неведом,
и как бы ждал чего-то. И очнувшись,
он посмотрел еще раз на холмы,
и на небо, мерцающее в дымке,
и сделал первый шаг, второй и третий,
спускаясь в мир, чтобы исчезнуть в нем…

«Здесь, на холмах, где камни…»

Здесь, на холмах, где камни
и сосны, и больше нет
ничего, я сам не
есмь. Пролет, просвет
пустоты, свободы,
проблеск небытия.
Камни и сосны. Своды
неба прозрачны. Я
счастлив. Я вижу эти
ветви или они,
в этом летящем свете,
видят меня, не зная,
что видят меня. В тени
облака — исчезая.

«Сумрак случайных слов…»

Сумрак случайных слов.
Липы. Летящий кров
крон. И куда-то ты
сквозь сумрак случайных слов
уходишь.

Фотография В. X. Одена

На фотографии сонный снег.
Оторопь градусника. Не грех
было бы выпить, к примеру, глинтвейну.
Развеять, к примеру, сплин.
На фотографии сонный снег.
Падая вниз и взлетая вверх.
По краю слева двух женских спин
очертания. Ты один.
Ясное дело — холодный день.
Гостиница. Например, «Олень».
Да, не грех бы. Балкон, навес,
исчезая, уже исчез.
В круженье крапин исчез, возник —
воспоминанием — грузовик.
(На нем я ехал по той зиме,
что больше, в общем, не снится мне.
Из снега по снегу в снег скользя,
до той зимы добежать нельзя).
В круженье крапин недвижна тишь.
Из снега в снег не скользишь — стоишь.
Глаза, и галстук, и складки брюк.
Недвижимость. Неподвижный звук.
Собрание драгоценных глин,
беспрецедентных твоих морщин.
Скользя, забуду и вся, и всех.
На фотографии тоже снег.
Что ж: каково тебе, Вистан Хью,
в известняковом твоем раю?

«Сквозь безразличие мира…»

Сквозь безразличие мира стихи
проходят, как мы сквозь
город, в котором
у нас нет ни знакомых, ни даже
воспоминаний.
Деревья не шумят нам навстречу,
и пригоршни солнца не нам
бросают окна. Никто
не видит в нас нас
самих. Мы не знаем,
зачем мы здесь, но мы здесь.
Мы сидим в кафе на площади или
в саду, на леопардовой шкуре
скамейки. Стихи
сквозь безразличие мира
проходят крадучись. Их
следы остаются в нем, как вот эти
большие чьи-то
следы на песке среди
оберток, окурков.

Три площади

Прошедшее — мимо,
как поезд ночной.
На Piazza Navona,
смешавшись с толпой
туристов, я Рима
вдыхаю покой,
как воздух, огромный,
и легкий, как свет.
Руины, колонны,
раскопок развал,
времен основанья,
и лестницы взлет
на Piazza di Spagna
(где Ките умирал).
Неважно, что будет,