— Кто ж дурак-то?
— Ты, конечно.
— А может, он? Твой друг сердечный? Он не старый хоть?
— Хамло трамвайное.
— Ты что-то заплутала, дева. Давай-ка определись: или орех, или хамло, — мне легко лавировать меж кусками ее наглости, наверное, помогает мысль, что я всегда могу бросить трубку. — Что за человек-то?
— Он? Я сейчас могу только матерно.
— Не надо. Не опубликуют.
— Фигня вопрос, — надо же, и не переспросила, куда я могу присунуть ее пьяные речи.
Она была пьяна. Она всегда звонит мне пьяной. Трезвой не вспоминает, и не уверен, что уже смогу с ней разговаривать, если услышу ее не во хмелю — ведь другой строй речи, темы другие и больше несвободы. В студенчестве у нас с ней было что-то вроде романа, но друзьями мы расстались еще до того, как достаточно друг друга узнали. С того времени она любит рассказывать мне о своих любовниках.
— И что мне с твоим горем делать? — говорю я. — С собой что ли носить?
— Было бы горе, — фыркает она. — Об одном жалею, зачем я его встретила. Женатая же баба.
— А я думал замужняя.
— Фигня. Я женатая, а муж у меня замужний.
Мне до этого гендера дела никакого нет, но я послушно слушаю. Подруга пьяна, и если я сейчас положу трубку, то она все равно позвонит еще раз. А если отключу телефон, как однажды было, то будет целый век обижаться, спрашивать, что же она сделала не так — мука еще большая, чем слушать переливы эти и бормотания.
У нее драма. У нее есть кто-то. И это при живом муже.
— Так кто ж у тебя там орех?
— Не поняла тебя.
— Ты повстречала кого-то. Он тебе все испортил.
— Почему нам нельзя просто встречаться-общаться? — голос тягучий, тяжкий. — У него, как у телевизора, черно-белое мышление. Или вместе, или раздельно. Не иначе.
— У телевизора нет никакого мышления. Телевизор, это всего-лишь телевизор.
Она тянет свою волынку, мне не очень ее жаль, трудно жалеть назойливо-пьяных, тем более, с другой стороны земного шара, через километры проводов. А еще у меня — поздний вечер, а у нее — глубокая ночь.
— Ложись уже спать, — предлагаю я. — У вас скоро утро уже, — шорох, который я слышу, мне не нравится, приходиться делать еще одно усилие. — Так при чем здесь твоя оперетта?
— Мы получаем удовольствие, это он мне говорит. Я ему сама говорила, а он повторил, он мстит мне, играет, как кошка с нитками. Издевательски говорит, что дешевая оперетта. Он не хочет просто встречаться-общаться, понимаешь?
— А ты хочешь, и при живом муже.
— Хочу.
— Нельзя иметь все сразу.
