Иначе вел себя Розточил, четырнадцатилетний оболтус, влюбленный в младшую сестру Заградки — двенадцатилетнюю девчурку Карлу, взиравшую на него с почтением, так как он каждый раз, приходя к ее брату, рассказывал о своем пребывании в Персии. Он был из Унетиц, и в конце концов сам поверил в то, о чем рассказывал Карлочке. Например, как он рубил головы курдам, когда был бимбаши…
При этом у него был такой воинственный вид, что Карла невольно верила. Говоря о курдах, он всякий раз так дико вращал глазами, что становилось страшно. Один раз он принес обыкновенный старый кухонный нож и небрежно заметил Карлочке, что обязан этому ножу своим спасением от взбунтовавшихся христиан. Сначала он сказал — «от христиан», потом — «от курдов», а под конец подарил нож ей на память, написав на ручке чернилами: «Розточил-бей, персидский бим-баши, третий А».
Сейчас он строптиво возвращается к своей парте — в этот памятный день, когда суждено было произойти историческому перевороту.
Чтоб его, персидского бимбаши, не боявшегося коварных курдов, отец в угоду учителю перегнул через колено?! Глаза его метали искры; еще сильней нахмурившись, он шепнул Заградке, с которым сидел на одной парте:
— Не реви! Надо пана классного наставника уничтожить.
Как видите, он пока любезно сохранил за врагом полный титул.
Предложение было заманчивое. Заградка поднял полные слез глаза и перестал плакать.
Тут Розточил, устремив на него суровый взгляд, пододвинул к нему лист бумаги, на котором были нарисованы карандашом два скрещенных меча, и тихо, но решительно произнес:
— Подпиши!
Заградка, немного повеселев, охотно подписался: «Карел Заградка». Тут сторож зазвонил, и весь класс встал, громко благодаря создателя за то, что звонок вырвал их из рук учителя.
Заговорщики вышли вместе. На улице Розточил отрывисто сказал:
— Нам надо разойтись, Я обойду город и приду к вам. Мы пойдем в сад и устроим первое совещание. Ты не знаешь какой-нибудь пещеры поблизости?
— Не знаю,
— Глупо, ужасно глупо…
Он помчался домой, взял у матери головной платок, сунул его под куртку и пошел к Заградкам. Там, в саду, он вынул платок, показал его приятелю и сурово промолвил:
— Это пояс вождя курдов, убитого мною. Надень его на голову и повторяй за мною клятву: «Если я изменю, пусть меня постигнет судьба того, кто носил этот пояс! Аминь, гяур!»
Заградка весь дрожал, на глазах у него выступили слезы. Но он не хотел обнаруживать своей слабости перед мужественным Розточилом, и потому побежал в дом, сославшись на необходимость взять хлеба с салом.
