— Крэйг… Я не понимаю, что происходит.
— Ты думаешь, я понимаю?
— Но ты все начал специально. Это произошло не случайно, как в субботу. Ты поцеловал меня умышленно.
— Да. Потому что я хотел знать, приснилась мне суббота в фантастическом сне или все было реальным.
Он повел плечами, ослабил галстук.
— И не говори мне, Кара, что не хотела бы знать то же самое. Я видел, как ты на меня посмотрела, когда я вошел.
— Я думала, ты все забыл, выбросил из головы.
— Радость моя, нужна лоботомия, чтобы я это забыл.
Их глаза встретились, в его взгляде светилась откровенность и мрачный юмор. Он напряженно изучал ее лицо.
— Если я задам тебе вопрос, ты ответишь на него прямо? Не думая, не увиливая, просто… и прямо?
Она ждала, не зная, что будет дальше.
Крэйг снова взглянул ей в глаза.
— Я хочу знать, что пошло не так. Что действительно пошло не так между нами, потому что, будь я проклят, если это когда-либо знал.
Ее пальцы внезапно впились в грубую кору бревна.
— Ну, Крэйг. Может быть, нам и удавалось скрыть это от детей, но мы же схватывались как кошка с собакой. Мы шипели друг на друга и каждый раз кусались до крови.
— Это я знаю. Я помню, как злился. Но я не уверен, что знаю и что когда-либо знал, почему ты так злилась на меня.
— Злость работала туда и обратно, — напомнила она ему, — виновата бывала не только я.
— О'кей. Но именно сейчас я хочу знать, что ты чувствовала?
Карен ощущала кору, царапающую ее нежные ладони, видела, как кровь заката струится сквозь живую изгородь. Другие женщины как-то легко умели говорить об эмоциях. Ей это было не просто. Она закрылась, замкнулась в себе после развода. Выставлять напоказ еще болевшие старые раны не было никакого желания.
— Кара? Ну просто попытайся, ладно? Я не хочу причинять тебе боль. Но мне нужно понять.
Если бы Крэйг требовал, она, быть может, заставила бы его замолчать. Но в его голосе слышалась тихая боль и огромное желание понять. Ее сердце тоже томилось долгие черные часы в аду безответных вопросов и ран, не желающих заживать. Она подняла руку в беспомощном жесте, не глядя на него, сознавая, что в голосе звучат непролитые слезы.
— Это не было что-то одно. Это были тысячи всяких вещей, которые копились, копились и копились.
К ее удивлению и огорчению, слова полились, как будто прорвало плотину:
— Я всегда ставила тебя и детей на первое место. Я хотела, чтобы так было. Ты меня никогда не заставлял… но все, чего хотела я лично, вечно откладывалось. Ты получил свой диплом, образование, но я-то ничего не получила. Я могла стать только машинисткой. Да, со временем я поднялась по ступенькам, но это отняло столько лет, когда я работала полный день и старалась быть хорошей матерью, экономила и копила, а ты — ты как будто ничего не замечал. Или перестал замечать. Перестал заботиться. Я чувствовала, что меня используют и принимают как должное. Тебе удалась карьера, что изменило всю твою жизнь, а я так и осталась на ранчо, старомодной женой, всегда за сценой, скупой и скучной, как старая привычка.
