— А теперь, господа, мы зверски закурим.
В один из вечеров поэт-комедист Альбер Глатиньи пришел в фантастическом наряде: в синей блузе и сабо>[75]. До того как Верлен с ним познакомился, он восхищался этим двадцатишестилетним созданием, у которого были «худоба и ловкость кузнечика». Сын плотника, ставшего жандармом, он оставил свою работу подмастерья в типографии, чтобы последовать за труппой бродячих актеров. Издатель Пуле-Маласси, познакомив его с творениями Теодора де Банвиля, тотчас написал рассказ «Безумный виноград». Первый раз Верлен встретил его в Шведском кафе, оба были слегка подшофе и расстались братьями.
Светская жизнь Верлена была блестящей, все ему улыбалось, однако дома у него было не так радужно. В апреле 1865 года его отец упал с лестницы, и с тех пор его состояние ухудшалось и ухудшалось. Сначала были приступы эпилепсии, за ними следовали периоды полной прострации, после которых он не справлялся с дрожью и ему трудно было говорить. Он угасал, постепенно впадая в маразм. Его близкие переживали это очень болезненно.
Поль должен был один ехать на каникулы в Пализёль. «Погода хорошая, дорога красивая, и прогулки доставляют удовольствие», — пишет он первого августа Лепеллетье. «Я веду самую идиллическую — в буквальном смысле — жизнь», — сообщает он Рикару. Он гуляет по четыре часа в день, отдает должное пиву и бургундскому, почти не пишет и много читает, например Рамаяну, и доносит до своего друга такую ее оценку: «Я наполовину из Рамаяны. Клянусь Чертдрой, она хороша!» И в набожном доме своей тетушки он осмеливается добавить: «Вот так вот индусы затыкают за пояс Библию, Евангелие и отцов церкви!» Он замечает, кстати, что если бы до своего знакомства с Рамаяной не впитал в себя религию, то, как ему кажется, он бы сменил позитивизм на индуизм (об этом же свидетельствует его стихотворение о Савитри). В этом он был преданный последователь Леконта де Лиля, который «восстановил в правах» ведическую литературу во Франции. Но единственной истинной религией все же оставалась Поэзия и ее бог — Прекрасное.
2 ноября 1865 года вышел первый номер нового журнала Луи-Хавье де Рикара «Искусство». В этом еженедельнике любезно согласился писать Леконт де Лиль. Что касается Верлена, он получил должность литературного критика. С самого первого номера под заголовком «Осужденный судья» он опубликовал разгромный отзыв на критическое сочинение Жюля Барбе д’Оревильи «Творения и люди». Верлен не оставил от книги камня на камне: все, что автор ненавидит, прекрасно с точки зрения критика (Банвиль, Теофиль Готье, Виктор Гюго, Флобер), а все, что ему нравится («Голуби и ужи» Симеона Пеконталя, «Ад» Амеде Помье), для критика отвратительно. Этюд Верлена о Бодлере в номерах от 16 и 30 ноября и 23 декабря 1865 года, напротив, трогательный и восторженный. Критик его обожает, поскольку в его глазах автор «Цветов зла» есть воплощение художника, свободного от всяких оков. «Да, — пишет он, — цель поэзии — это Прекрасное, только Прекрасное, чистое Прекрасное без примеси Пользы, Правды и Справедливости». Это заявление, которое Теофиль Готье сформулировал тремя словами «искусство для искусства», стало девизом новой поэтической школы. Слово «бесстрастность», которое мы впервые находим в стихотворении Луи-Хавье де Рикара, имело успех.
