Поль Верлен | страница 26



А вот та же интрига в стихах.

Сначала появляется Она, Старшая Сестра, единственная, незаменимая:

О, как она меня глубоко поняла…
Все, все открыто ей… Обманы, подозренья,
И тайна сердца ей. лишь ей, увы! светла.
Чтоб освежить слезой мне влажный жар чела,
Она горячие рождает испаренья[51].

Растущее чувство, сердце, бьющееся все быстрее, краска на лице, мечтания вдвоем, неторопливые прогулки, в руке рука, под большими деревьями парка, наконец, внезапно прорывающееся признание:

Как дивно пахнут первые цветы!
Как дивно слышать утром сквозь листву
Шум слова «да», что мне сказала ты![52]

После первого «да» — первый поцелуй:

Звонкий, божественный — Поцелуй!
Страсть несравненная![53]

После первого поцелуя первое целомудренное объятие:

Все чаянья мои в единый миг сбылись —
Я руки протянул, и вот в объятьях мы…[54]

И вот уже любовное головокружение:

И детская душа прорвалась сквозь заслон
Его раскрытых глаз, и он услышал звон…
Вот так над нами власть захватывает Страсть[55].

Элиза, на мгновение поколебленная в своем спокойствии, быстро взяла себя в руки и посоветовала кузену умерить свою страсть: спокойно… ведь у нее муж, дети. Это просто безумие. Об этом не может быть и речи. Поль просыпается, ему горько:

Но жестокой судьбе неизвестно понятие «мир»,
В каждом яблоке — червь, каждый сон завершен пробужденьем,
Злая совесть убьет все остатки несчастной любви…[56]

Увы! Нужно отказаться от всего и обо всем забыть:

И поняв, как жизнь усмиряет вдруг,
Должен был я страсть втиснуть в узкий круг…[57]

Но с какой болью!

О нет, любимая, — будь нежной, нежной, нежной!
Порыв горячечный смири и успокой[58].

Он страдает до такой степени, что не знает, где найти прибежище:

Но горе мне! Кошмар растет передо мною,
Как стая злых волков средь леса…[59]
…меня страшат
И неотступные и злые угрызенья, —
Дрожу в лесу, как трус, который привиденья
Боится или ждет неведомых засад.[60]
Теперь я одинок, угрюм и одинок.
Так старец без надежд свой доживает срок,
Сестрой покинутый, так сирота тоскует[61].

Ах! Только бы все закончилось!..

…Любовь,
Давно бегу ее в презренье молчаливом[62].

В новелле под названием «Столб», опубликованной в «Аннетоне» 27 сентября 1867 года, он вспоминает повелительный тон Судьбы, которая преграждает ему путь. Столб на «пагубной дороге», о который он больно поранился, когда однажды ночью бежал с красавицей, которую похитил, — это моральный запрет, обязавший его отступить и предаться бегству. Тем не менее он рассказывает, что уже видел этот столб с четырьмя указателями, когда въезжал в деревню, но принял его за приглашение и поощрение. Увы! — приказ был категорическим и не подлежал обсуждению. Ударившись, путешественник приходит в чувство: «Мое сознание меня упрекало за то, что я там делал, и впервые моя связь с женщиной, которая была со мной, показалась мне грехом: неожиданно я осознал, что мой поступок был безумием».