Как должен был я, офицер специальных войск, присягавший на верность стране в 81-м, относиться к подобной власти? Уж не уважать ли ее и ее законы, законы банды, сумевшей сделать то, что не удалось даже Гитлеру?!
Нет, я не питал никаких иллюзии относительно коммунистического режима и даже имел с ним разногласия на идеологической почве, но воспринимал его, как болезнь, которой рано или поздно переболеет моя Родина. И Родину эту действительно был готов защищать, "не щадя своей жизни". Не имело никакого значения мое фиктивное увольнение из армии на тот момент, и любой, кто со мной служил, мог бы подтвердить это. Шок от развала страны был настолько силен, что едва не стоил мне жизни. Сидя в маленьком баре на улице Горького в декабре 91-го, мы с приятелем обсуждали случившееся, и мне пришло в голову сравнение с сюжетом известного старого фильма "Служили два товарища". В самом конце картины врангелевские войска эвакуируются из осажденного Крыма. Герой Высоцкого, белый офицер, оставляет на берегу верного коня и любимую женщину. Пароход отчаливает, и отчаянно рвущийся к хозяину конь прыгает с причала в море. Поручик молча наблюдает с кормы, как захлебывается в волнах его друг и всё дальше уходит родной берег. А потом достает пистолет и стреляет себе в голову. Я сказал, что отлично его понимаю и, скорее всего, поступил бы так же. Приятель, по-видимому, не ожидая такого эффекта от своих слов, предложил мне застрелиться, заметив, что я сам говорил о сходности ситуации. Разговор был очень острым, да и выпито было немало. В общем, я достал "браунинг", который носил при себе, передернул затвор и Старый немецкий патрон 1939 года дал осечку, и когда я выщелкнул его из ствола в салатницу, приятель побелел как полотно. Для чего я это говорю? Для того, чтобы вы поняли: есть люди, для которых не главное - сколько стоят сосиски в соседнем магазине, и которые способны на поступок из убеждений. Даже если этот поступок не слишком умён. Через некоторое время и после метаний из стороны в сторону, при которых я перебивался случайными заработками и практически вел маргинальную жизнь, случай свел меня с одной компанией из тогдашних правоохранительных органов. Не стану называть их имен, хотя бы потому, что ничего плохого от них не видел. У нас состоялась достаточно откровенная беседа, которую на языке спецслужб обычно называют вербовкой. Коснувшись в разговоре ситуации в стране и конкретно Ростовской области, я заметил собеседникам тот факт, что мы, собственно, ничем не обязаны нынешнему руководству России. И предложил создать систему, при которой властные возможности контролирующих служб можно было бы использовать к нашему общему интересу.
