Тем временем мои люди из группы управления не спускали глаз с площади. Теперь, когда эффект неожиданности прошел, мне будет труднее действовать. Время от времени на долю секунды я видел солдат противника в проломах стен.
Поскольку я стрелял не более одного выстрела за раз, враг мог только гадать, где я засел. Неожиданно вниз по лестнице пробежали пять или шесть солдат противника. Еще один выстрел, и еще одно попадание. Теперь не было видно никакого движения.
Откуда рванулись все эти люди?
Неожиданно объявился лейтенант Вайзе, командир взвода в 13-й роте, чтобы работать корректировщиком огня нашей артиллерии. Командир батальона приказал, чтобы он доложился мне.
Со здания трансформатора у нас была лучшая наблюдательная позиция. Оно стояло отдельно, но было на одной оси с фасадами зданий, окружающих площадь с запада.
Я согласился с Вайзе, что отсюда он сможет направлять огонь своих пушек. Вскоре первые разрывы снарядов на дамбе показали, что передовой наблюдатель дал им точные координаты, куда стрелять. Стрельба направлялась по радио. Результатов не было видно из-за мертвой зоны за речной дамбой. Обнаружив цель на нашей стороне, противник открывал прицельный пулеметный и минометный огонь. Его минометный огонь был столь же смертоносен. Он прятался где-то за дамбой и вел заградительный огонь, кладя снаряды на нашу передовую линию. Вражеская артиллерия на другом берегу Волги ничего не добавляла открывшейся перед нами картине, ее снаряды рвались где-то позади. Они явно отстреливались по позициям нашей тяжелой артиллерии.
Несмотря на весь огонь с нашей стороны, за последний час мы не продвинулись ни на метр.
Солнце теперь было почти на юго-западе; его лучи отсвечивали на струях воды в Волге. В бинокль они ослепляли.
Наш командир послал ко мне и наблюдателя от армейской артиллерии, и вскоре он радировал своей батарее распоряжение присоединиться к концерту. В промежутках между огневыми налетами мы внимательно вели наблюдение. Вдруг я увидел русского солдата, явно связного, бегущего по открытому участку с другой стороны большой площади. На нем был расстегнутая зеленая шинель, полощущаяся на бегу.
Я схватил винтовку. Со своей фланговой позиции я четко видел его маршрут. Дистанция составляла 200–250 метров. Он добежал почти до середины площади. Он, казалось, бежал точно туда, где я с частичным успехом воевал с его товарищами всего пару минут назад (или прошли уже целые часы?). Рука не дрожала, я прицелился и согнул указательный палец. Это было чистое попадание то ли в голову, то ли в сердце – сила удара сбила его с ног и бросила на землю. «Это за Гроссмана!» – сказал я про себя, но все же был рад, что этот безымянный солдат не страдал перед смертью.
